Данные принципы составляют основное содержание философской концепции позитивизма, позднее - неопозитивизма. Научные принцип верификации и фальсификации были предложены одним из выдающихся философов ХХ века Карлом Поппером.

Исходным мотивом их разработки и формулирования стало заявление Поппера о том, что он выступает в науке как "критический рационалист", который полностью отвергает скептицизм и релятивизм. Будучи непримиримым противником любого тоталитаризма, как в социальной жизни, так и в науке. Поппер внес огромный вклад в развитие философии и методологии современной науки, положения которого остаются актуальными и сегодня.

Как уже указывалось, принцип верификации был сформулирован в рамках разработки философских идей позитивизма. Согласно этому учению, цель любой науки состоит в создании некоторой эмпирической базы, в которой недопустимы двусмысленность и невозможность выражения этих данных с помощью научного аппарата.

Поппер в качестве такого универсального научного языка предлагает применять приемы логико-математического анализа и математический категорийный аппарат, который отличается от других своей разработанностью, универсальностью и точностью. Такая методология в науке получила название логического позитивизма. Логические позитивисты утверждали, что эмпирический базис, как правило, для любой отрасли науки формируется на основе наблюдения.

Эта идея была публично анонсирована на заседании Венского кружка, членом которого состоял и К. Поппер, в 1921 году. Суть заявления состояла в следующем: критерием любого эмпирического знания является принцип верификации. Содержание принципа сводилось к следующему: научную ценность представляют только те факты науки, которые обоснованы «научным приматом» - подтверждаемые с помощью научных опытов и экспериментов, имеют смысл и обособлены от разного рода побочных влияний, которые могут исходить от исследователя. Следует отметить, что когда принцип верификации был предложен, в научной методологии существовало много разных точек зрения на проблему установления истинности науки как таковой. Именно поэтому стало новым словом в полемике по поводу адекватности методологии науки и обеспечило себе продолжение в следующих концепциях философского позитивизма (неопозитивизме).

Однако, как показала практика, принцип верификации оказался несовершенным и на многие вопросы развития науки ответить не смог. Его ограниченность проявилась в узости применения. Так, например, применить этот метод в философии, психологии и некоторых других «нематематических» науках оказалось просто невозможно. Кроме того, его несовершенство состояло в том, что им можно было воспользоваться только тем специалистам, которые обладали научными инструментами, аппаратурой, которые бы могли подтвердить достоверность того или иного научного факта. Простому человеку такой метод был недоступен. И первым, кто обнаружил данную ограниченность метода, был сам К. Поппер. Он заметил, что многие носят идеальный характер, а потому не могут быть объективно верифицируемы. А поэтому, чтобы добиться повышения достоверности, Поппер предлагает дополнить принцип верификации еще и другим принципом - принципом фальсификации.

Ученый исходил из утверждения, что наука, как и все в мире, является динамической системой, поэтому задача науки состоит не только в том, чтобы объяснить происходящие явления, но и в том, чтобы объяснить происходящие изменения. Приоритетную роль в этом Поппер отвел философии. Принцип фальсификации предусматривал возможность проверки научного факта или явления путем опровержения их. Это, по мнению, Поппера, расширяло методологические возможности науки.

нового знания, то содержание предложений теории то же самое, что и содержание суммы элементарных предложений. Доктрина, согласно которой теоретические положения могут быть полностью сведены к элементарным высказываниям о фактах, получило название редукционизма. Так назвал ее неопозитивист Уиллард Куайн, отметив, что это - одна из двух основополагающих догм позитивистского эмпиризма. Другая догма - деление содержания науки на формальное и фактуальное знание. Обе эти догмы взаимосвязаны.

Такое понимание структуры науки вызвало, однако, ряд вопросов:

1. Что такое элементарные предложения? Как устанавливается истинность этих предложений? Каково их отношение к фактам и что такое факты?

2. Как можно получить из элементарных предложений теоретические предложения?

3. Возможно ли полное сведение предложений теории к элементарным предложениям?

Попытки ответить на эти вопросы оказались чреваты такими трудностями и противоречиями, которые, в конце концов, привели логический позитивизм к краху.

Рассмотрим прежде всего вопрос об элементарном предложении.

Естественно, что если все сложные предложения науки считаются выводом из элементарных, а истинность сложных предложений является функцией истинности элементарных предложений, то вопрос об этих предложениях и об установлении их истинностей приобретает чрезвычайное значение. Витгенштейн и Рассел говорили о них лишь в самой общей форме. Из общих установок логики «Principia Mathematica» выте-

кает, что такие элементарные предложения должны быть. Но в логике можно ограничиться указанием на их форму, скажем, S есть Р.

Но когда анализируется структура действительной науки, то надо сказать конкретно, какие именно предложения науки относятся к элементарным, далее неразложимым и настолько надежным и достоверным, что на них можно строить все здание науки. Оказалось, что найти такие предложения невероятно трудно, если вообще возможно. Поэтому вопрос об их природе вызвал оживленные споры, продолжавшиеся много лет.

Не менее важной задачей чем отыскание базисных предложений науки для неопозитивистов было очищение науки от метафизических предложений, а, следовательно, установление способа их выявления и распознания.

Решение этих двух проблем, как казалось, было предложено в принципе верификации.

Еще Витгенштейн говорил, что элементарное предложение необходимо сравнивать с действительностью, чтобы установить, истинно оно или ложно. Логические позитивисты, на первых порах, приняли это указание, но придали ему более широкий смысл. Дело в том, что легко сказать - сравни предложение с действительностью. Вопрос в том, как это сделать. Поэтому требование сравнить предложение с действительностью практически означает прежде всего требование указать способ, каким это возможно сделать. В поисках ответа на этот вопрос неопозитивисты разработали целую концепцию, центром которой стал принцип верификации.

Принцип верификации

Этот принцип требует, чтобы предложения всегда сравнивались с фактами. Но что такое факт? Допустим, что это какое-то положение вещей в мире. Но мы знаем, как трудно бывает выяснить истинное положение дел, добраться до надежных, достоверных фактов. Юристы могут рассказать, насколько противоречивы бывают сообщения свидетелей какого-либо происшествия, какая масса субъективных наслоений имеется в любом описании и в восприятии того или иного объекта. Недаром есть даже поговорка: «Врет, как очевидец». Если фактами считать высказывания о различных вещах, групп этих вещей и т.д., то мы никогда не гарантированы от ошибок. Даже такое простое предложение, как «Это есть стол», далеко не всегда достоверно, ибо может быть и так, что то, что имело вид стола, на самом деле есть ящик, доска, верстак или мало ли что еще. Строить науку на столь ненадежном фундаменте было бы легкомысленно.

В поисках более достоверных фактов логические позитивисты пришли к выводу, что элементарное предложение надо относить к такому явлению, которое не может нас подвести. Они думали, что таковы чувственные восприятия, или чувственные содержания, чувственные данные, Sense-data. Говоря: «Это есть стол», я могу ошибаться, ибо то, что я вижу, может быть, вовсе не стол, а какой-то другой предмет. Но если я скажу: «Я вижу продолговатую коричневую полосу», то тут уже никакой ошибки быть не может, так как это именно то, что я действительно вижу.

Янко Слава || Библиотека Fort/Da || http://yanko.lib.ru || http://yanko.lib.ru/gum.html || [email protected] || [email protected]

Значит, чтобы верифицировать любое эмпирическое предложение, надо свести его к высказыванию о наиболее элементарном чувственном восприятии. Такие восприятия и будут теми фактами, которые делают предложения истинными.

В то же время единственный признак факта - это то, что он воспринимается. Для логических позитивистов все эмпирические предложения относятся в конечном счете к нашим чувственным содержаниям, или, говоря короче, к ощущениям.

Как писал А. Айер, «предложения о материальных объектах должны быть переведены в предложения о чувственных содержаниях»1 .

Итак, если мы можем сравнить предложение с действительностью, т.е. указать метод его проверки, то такое предложение будет осмысленным; если же мы не сможем этого сделать, то мы произносим слова, лишенные смысла. Возьмем такие примеры:

«Идет дождь» - чтобы проверить его, достаточно выглянуть в окно и посмотреть.

«Под столом сидит кошка» - надо заглянуть под стол и увидеть (или не увидеть) там кошку. «Этот порошок - соль» - надо попробовать его на язык и ощутить вкус.

Возьмем теперь предложения другого типа, предложения метафизики: «Время нереально» - (Мак-Таггарт).

«В абсолюте исчезают все противоречия» - (Бредли).

«Существует всемогущий и всеведущий Бог» - (христианская догматика). «Ничто ничтожит» - (Хайдеггер).

Можно ли проверить эти предложения, можно ли указать эмпирические условия, при которых они будут истинными? Нет? Тогда все эти ряды слов лишены смысла: это псевдопредложения, а проблемы, которые они предполагают, этопсевдопроблемы.

1 Ayer A.J. Language, Truth and Logic. L., 1960. P. 59.

Логические позитивисты обычно ссылаются на аналогичные примеры для доказательства того, что вся метафизика состоит из подобной бессмыслицы. Они обрушиваются не только на философов типа Гегеля, Бредли и Хайдеггера, а имеют в виду и реализм, и материализм с его признанием объективной реальности. Они, конечно, не отрицают объективную реальность внешнего мира, но вместе с тем заявляют, что вопрос о существовании объективного мира - это, с научной точки зрения, все-таки псевдовопрос:

«Мы отвергли тезис о реальности физического мира, - говорит Карнап, - однако, мы отвергли его не как ложный, а как не имеющий смысла, точно так же, как отвергли его идеалистический антитезис. Мы не утверждаем и не отрицаем эти положения, мы отвергаем вопрос в целом»1 .

Такова же позиция и М. Шлика:

«...проблема реальности внешнего мира есть бессмысленная псевдопроблема» 2 .

Теперь можно более точно сформулировать развитие позиции представителей трех форм позитивизма по отношению к тому, что получило название основного вопроса философии. Согласно Конту и Спенсеру, он неразрешим. Согласно Маху, он разрешим путем признания первичным началом нейтральных элементов. Согласно логическим позитивистам, это только псевдопроблема3 .

Почему же предложения о реальности физического мира бессмысленны? Потому, что их нельзя верифицировать, Потому, что нельзя указать эмпирические условия, при которых они будут истинными, или, иначе говоря, указать метод их проверки. Потому, что эти предложения предполагают выход за пределы чувственного опыта, т.е. того, что только и доступно нам.

Но как же все-таки быть с предложениями метафизики? Нельзя же игнорировать тот факт, что люди занимаются метафизическими вопросами с самого возникновения философии. Неужели две с половиной тысячи лет философы только и делают, что говорят бессмыслицу? Карнап уточняет, что предложения метафизики неабсолютно бессмысленны, но лишенынаучного смысла. То есть, они не утверждают никаких фактов. Они ничего не говорят о мире и поэтому не могут быть проверены, но это не значит, что они вообще не имеютникакого смысла, что они не нужны людям. Напротив, Карнап полагает, что они очень нужны, ибо служат для

1 Carnap R. Philosophy and Logical Syntax. P. 31.

2 Logical Positivism. P. 86.

3 P. Карнап в статье «Преодоление метафизики логическим анализом языка» посвящает один раздел специально критике рассуждений Хайдеггера о Ничто.

выражения чувства жизни, переживаний, эмоций, настроений человека, его субъективного

Зотов, А.Ф. = Современная западная философия: Учеб./А.Ф. Зотов.- 2-е изд., испр.- М.: Высш. шк., 2005.- 781 с. ISBN 5-06-005107-2

Янко Слава || Библиотека Fort/Da || http://yanko.lib.ru || http://yanko.lib.ru/gum.html || [email protected] || [email protected]

отношения к окружающему миру и т.п. В выражении этого чувства жизни метафизика даже может быть поставлена на одну доску с поэзией или музыкой. Но поэзия и музыка суть адекватные средства для выражения чувства жизни, а метафизика - средство не адекватное. Метафизики - что-то вроде музыкантов без способностей к музыке. Главная ошибка метафизика в том, что он свое внутреннее чувство жизни выражает в форме утверждений о внешнем мире и претендует на общезначимость этих утверждений. Поэт и музыкант этого не делают. Они изливают свои чувства в стихах или мелодиях. Метафизик же выражает свои чувства в псевдонаучных предложениях и требует, чтобы с ними все соглашались.

Поэтому метафизика будет иметь право на существование, только если она признает себя тем, что она есть на самом деле и откажется от притязаний на научность, на общезначимость. В этих рассуждениях явно виден отголосок идеи Витгенштейна о мистическом, но в более субъективистской интерпретации.

Приведенные рассуждения логических позитивистов чрезвычайно важны для понимания идейной роли неопозитивизма. Ведь объявив положения метафизики лишенными научного смысла, позитивисты отказываются с ними спорить. Оставляя за собой лишь логику науки, отказываясь обсуждать мировоззренческие вопросы, неопозитивисты фактически уступают всю область философской проблематики тем самым метафизикам, над которыми они иронизируют, томистам, философам жизни, интуитивистам, экзистенциалистам. Такова же их позиция и по отношению к религии. Согласно Айеру, утверждение «Бог существует» бессмысленно, но и утверждение «Бога не существует» также бессмысленно, ибо «все высказывания о природе Бога бессмысленны»1 . Поэтому «нет никаких логических оснований для антагонизма между религией и естествознанием»2 .

Но вернемся к принципу верификации. Его проведение оказалось чреватым непреодолимыми трудностями.

Во-первых, непонятна природа самого принципа верификации. Этот принцип, конечно, не тавтология, но в то же время и не высказывание о фактах. Априорным он быть не может, так как нет синтетических суждений априори. Но тогда это значит, согласно самой логике неопозитивизма, он должен быть бессмысленным. Логические позитивисты долго бились над этой трудностью, пытаясь найти сколько-нибудь удовлетворительный ответ. В частности, они предложили считать принцип верифика-

1 Ayer A.J. Langage, Truth and Logic. P. 115.

2 Там же. Р. 117.

ции не предложением в обычном смысле слова, но предписанием, правилом поведения, рецептом. Но позитивистская схема научного знания не предусматривает таких рецептов, в ней нет для них места.

Если же все-таки это рецепт, то непонятно, почему мы принимаем его, что нас заставляет это делать? Пытаясь ответить на этот вопрос, логические позитивисты не могли избежать фактического признания того, что принцип верификации имеетконвенциональный характер, т.е. принимается просто на основе условного соглашения. Сами они пришли к нему, по-видимому, совершенно интуитивно, но когда потребовалось представить более строгое обоснование, его не удалось найти.

Во-вторых, оказалось, что если мы примем принцип верификации, то мы должны признать бессмысленными не только метафизические предложения, но и многие предложения науки и здравого смысла. В самом деле:

Если под проверкой понимать актуальную проверку посредством некоторого чувственного восприятия, а чувственные восприятия может иметь только отдельный субъект, то очевидно, что для него, а, следовательно, для каждого из нас, большинство предложений будет лишено смысла потому, что мы никогда не сможем довести их до собственного чувственного восприятия. Например, утверждения относительно событий прошлого и отдаленного будущего не поддаются такой верификации. Утверждение о том, что в Антарктике живут пингвины, будет иметь смысл только в том случае, если мы сами туда поедем и их там увидим. Нелепость такой постановки вопроса настолько очевидна, что логические позитивисты поспешили заменить актуальную верификацию принципиальной верифицируемостью, абстрактной возможностью произвести чувственную проверку. Если, например, сказать, что на обратной стороне Луны есть гора 3 тыс. метров высотой, то данное предложение все же будет осмысленным, именно в смысле логической

Зотов, А.Ф. = Современная западная философия: Учеб./А.Ф. Зотов.- 2-е изд., испр.- М.: Высш. шк., 2005.- 781 с. ISBN 5-06-005107-2

Янко Слава || Библиотека Fort/Da || http://yanko.lib.ru || http://yanko.lib.ru/gum.html || [email protected] || [email protected]

возможности его верифицировать. Вот что писал Шлик:

«Практически или технически невозможно, чтобы человеческие существа достигли Луны и обогнули ее, и наиболее вероятно, что такое исследование нашего земного спутника никогда не будет иметь места»1 .

Но и ослабление принципа верификации не спасает его, ибо все высказывания, имеющие общий характер, в принципе не поддаются чувственной верификации, так как никаким конечным числом чувственных проверок мы не можем осуществить их окончательную проверку. А если так, то все законы, которые формулирует наука относительно природы, должны быть объявлены бессмыслицей.

1 Morris С. Fondations of the theory of Signs. Chicago, 1938. С 25.

Чтобы выйти из этого положения, Шлик предложил считать законы природы не утверждениями, а правилами процедуры, позволяющими получить предсказания относительно некоторых экспериментальных результатов. Но в этом случае опять получается нечто несообразное, так как законы природы не могут рассматриваться ни как истинные, ни как ложные, что заставило бы удалить их из состава науки.

Оказалось, что даже такое суждение, как «Это лист бумаги», никогда не может быть полностью верифицировано, так как никакое конечное число предсказаний относительно него не может дать его окончательной верификации.

Потом Карл Поппер попытался заменить принцип верификации принципом фальсификации. Этот принцип позже лег в основу критического рационализма Поппера, его концепции развития научного знания. Идея состояла в том, что научное предложение, а далее и научная теория, всегда утверждают нечто вполне определенное, а не что угодно. Они утверждают некоторые факты и исключают какие-то другие. Они утверждают, что одни факты могут иметь место, а другие не могут. Ни отдельное утверждение науки, ни научная теория не могут принимать все факты. А раз так, то всегда имеется принципиальная возможность того, что какие-то факты будут несовместимы с данным утверждением или данной теорией, т.е. их опровергнут, или фальсифицируют. Это значит, что можно представить себе такое положение дел, при котором научная теория окажется неверной. Это не значит, что такая ситуация действительно будет иметь место, но лишь то, что в принципе она возможна, что можно поставить соответствующий мысленный эксперимент. Например, закон Кеплера утверждает, что планеты обращаются вокруг Солнца по эллиптическим орбитам. Что могло бы опровергнуть или фальсифицировать этот закон? Например, такой факт, что Марс вдруг покинул бы свою эллиптическую орбиту и стал выделывать петли вокруг Солнца. Было бы ясно, что закон Кеплера неверен.

Но возьмите заявление религиозного человека о том, что божественное провидение направляет судьбы людей. Согласно мнению Поппера, нельзя представить себе или предположить такой факт, который бы его опроверг. Что бы ни случилось - эпидемия, наводнение, землетрясение, верующий всегда ответит: «На все воля Божия». Нет такого события, которое заставило бы верующего признать, что его вера в божественное провидение опровергнута. Но это, всего-навсего значит, что подобные утверждения не научны.

Что касается научной теории, то Поппер выдвинул концепцию, согласно которой наука вообще больше всего заинтересована в том, чтобы ее теории опровергались. На первый взгляд, это парадокс, но вдумаемся в эту идею. Научная теория создается, чтобы объяснить некоторую группу фактов. Она является научной теорией лишь постольку, поскольку она

это способна сделать. Но каким образом научное познание может развиваться дальше? История науки показывает, что это происходит не только и не столько путем прибавления новых, не связанных со старыми, групп фактов, или путем прибавления к старым теориям новых теорий, а путем замены прежних теоретических конструкций. Это происходит в результате открытия новых фактов, которые старая теория не может объяснить, которые ее тем самым опровергают.

Рассмотрим случай обнаружения возмущения в движении Урана по его траектории. Оно не опровергло закона Кеплера, так как оказалось возможным объяснить его воздействиями новой, неизвестной до тех пор планеты, а затем и обнаружить эту планету (Нептун). В данном случае не произошло изменения теории, потому что новый факт вполне укладывался в старую теорию, мог быть объяснен с ее помощью.

А вот результат опыта Майкельсона-Морли, установивший факт постоянства скорости света, ее независимость от движения источника света, не мог быть объяснен ни одной старой теорией, ни

Что такое принцип верификации?

Верификация (от лат. verus - истинный, facere - делать) - способ обоснования (подтверждения) каких-либо теоретических положений путем их сопоставления с опытными (эмпирическими ЭМПИРИЧЕСКИЕ ДАННЫЕ - данные, полученные путем опытов, нетеоретические.) данными. Принцип верификации является одним из важнейших принципов логического позитивизма.

Принцип верификации - (verification principle) - критерий науки, предложенный логическими позитивистами, согласно которому суждение должно «поддаваться проверке», чтобы быть принятым в качестве «научного». Проблемы с понятием верификации (например, никогда нельзя высказывать с достоверностью универсальные суждения типа «все лебеди белые», ибо никогда невозможно знать будущие случаи) привели некоторых теоретиков к выводу о его замене концепцией «фальсифицируемости», так как один противоположный факт (например, «черный лебедь») будет фальсифицировать универсальность суждения.

Цель принципа верификации состоит в формировании базы эмпирических данных в виде фактов науки, которые должны быть репрезентированы языком, недопускающим двусмысленности и не выразительности. В качестве такого языка логическим эмпиризмом был предложен логико-математический понятийный аппарат, отличающийся точностью и ясностью описания изучаемых явлений. Предполагалось, что логические термины должны выражать познавательные значения наблюдений и экспериментов в предложениях, признаваемых эмпирической наукой как предложения «языка науки». При этом логические позитивисты были уверены, что эмпирический базис научного знания формируется исключительно на основе языка наблюдения. Отсюда и общая методологическая установка, предполагающая редукцию теоретических суждений к высказываниям наблюдения.

В 1929г. Венский кружок заявил: значением предложения является метод его верификации. А. Дж. Айер в своей книге «Язык, истина и логика» ввел в обиход англоязычного философского мира новую формулировку: непроверяемое положение познавательно бессмысленно. Положение должно быть или

1. аналитическим (более точно - логически истинным или логически ложным), или

2. эмпирически проверяемым, или

3. бессмысленным, т.е. не действительным положением, а псевдоположением.

Очевидной реакцией на эти формулировки было бы возразить, что критерий логического позитивизма является самоопровергающимся: ибо сам по себе этот критерий не является:

а) ни аналитическим (кроме аналитически ложного),

б) ни эмпирически проверяемым.

Однако критика такого рода нанесла незначительный удар по логическому позитивизму и очень незначительно притормозила это движение.

Принцип верификации, предложенный позитивистами, предусматривал признание обладающими научной значимостью только те знания, содержание которых можно обосновать протокольными предложениями. Поэтому факты науки в доктринах позитивизма абсолютизируются, обладают приматом перед другими элементами научного знания, ибо, по их мнению, они определяют содержательный смысл и истинность теоретических предложений. Иными словами, согласно концепции логического позитивизма «существует чистый опыт, свободный от деформирующих влияний со стороны познавательной деятельности субъекта и адекватный этому опыту язык; предложения, выражаемые этим языком, проверяются опытом непосредственно и не зависит от теории, так как словарь, используемый для их формирования, не зависит от теоретического словаря».

Верификационный критерий теоретических утверждений скоро заявил о себе своей ограниченностью, вызвав многочисленную критику в свой адрес. Узость метода верификации, прежде всего, сказалась на философии, ибо оказалось, что философские предложения неверифицируемые, так как лишены эмпирического значения. Средний человек не может «верифицировать» специальную теорию относительности. Действительно, в настоящее время средний человек даже не учит специальную теорию относительности или (сравнительно элементарную) математику, необходимую, чтобы понять ее, хотя основы этой теории преподаются в некоторых университетах в пределах начального курса физики. Средний человек полагается на ученого в компетентной (и социально принятой) оценке теорий этого типа. Ученый, однако, учитывая нестабильность научных теорий, по-видимому, не отнесет даже такую признанную научную теорию, как специальная теория относительности, к «истине».

Первым, кто обратил на слабость позитивистской доктрины логического анализа научных знаний, был Карл Поппер. Он заметил, что наука в основном имеет дело с идеализированными объектами, которые, с точки зрения позитивистского понимания научного познания, не могут быть верифицированы с помощью протокольных предложений, а значит, объявляются бессмысленными. Кроме того, неверифицируемы многие законы науки, выражаемые в форме предложений типа - «Минимальная скорость, необходимая для преодоления земного тяготения и выхода в околоземное пространство, равна 8 км/сек.», так как для их верификации требуется множество частных протокольных предложений. Под влиянием критики логический позитивизм ослабил свою позицию введя положение в свою доктрину «О частной эмпирической подтверждаемости». Отсюда логически следовало, что достоверностью обладают лишь эмпирические термины и предложения, выраженные с помощью этих терминов, другие понятия и предложения, имеющие непосредственное отношение к законам науки, признавались осмысленными (подтверждаемыми) в силу их способности выдержать частичную верификацию.

Таким образом, усилия позитивизма применить логический аппарат к анализу знания, выражаемых в форме повествовательных предложений, не привели к научнозначимым результатам; они столкнулись с такими проблемами, разрешить которых нельзя было в рамках принятого им подхода к познанию и знанию.

Для логического позитивизма, как и для всего позитивизма, начиная с Конта, было характерно "стремление сделать философию научной. Однозначная ясность, логическая строгость и обоснованность в философии необходимы так же, как и в других науках" .

Средства для этого неопозитивисты видели в "новейшей логике". "Новый образ логики нашел завершенное выражение в фундаментальном труде "Principia Mathematica" Б. Рассела и А. Уайтхеда , в котором была реализована логицистская программа развития оснований математики (см. гл. 20). Новая логика существенно расширяла область логики. Вместе с символикой она обрела такую форму выражения, которая с математической точностью позволила представлять понятия, высказывания и правила их связи .

Логический позитивизм основывался, во-первых, на принципах логического атомизма. 1) экстенсиональности (логические связи между предложениями понимаются исключительно как связи по функциям истинности) и 2) атомарности (в основе знания лежат взаимонезависимые атомарные предложения), во-вторых, на эмпиризме.

В рамках модели логического атомизма значение истинности элементарных высказываний может быть задано только каким-то внелогическим способом. Л. Витгенштейн указывает на логический атом как на логический предел, о содержании которого ничего нельзя сказать. Логические позитивисты приняли другую, родственную махизму, эмпиристскую трактовку элементарных высказываний, которую они заимствовали у раннего Рассела: "Если атомарные факты должны быть познаваемы вообще, то, по крайней мере, некоторые из них должны быть познаваемы без обращения к выводу. Атомарные факты, которые мы познаем таким путем, являются фактами чувственного восприятия" . Все знание, в конечном счете, сводится к совокупности элементарных, чувственно проверяемых утверждений, которые у неопозитивистов фигурировали под именами "эмпирического базиса", "предложений наблюдения", "протокольных предложений".

"Очищающая" науку от метафизики процедура верификации (от нем. verifikation – свидетельство в подлинности, подтверждение правильности) с помощью "протокольных предложений " эмпирического характера лежит в основе всей программы логического позитивизма. "Акт верификации, к которому, в конце концов, приводит путь решения, всегда одинаков, – говорит Шлик, – это некий определенный факт, который подтвержден наблюдением и непосредственным опытом. Таким образом, определяется истинность (или ложность) каждого утверждения – в обыденной жизни или науке – и не существует других способов проверки и подтверждения истин, кроме наблюдения и эмпирической науки. Всякая наука (если и поскольку мы понимаем под этим словом содержание, а не человеческие приспособления для его открытия) есть система познавательных предложений, т.е. истинных утверждений опыта..." . Это центральное положение логического позитивизма называется принципом верификации. Согласно этому принципу все те теоретические утверждения, которые могут быть посредством логической цепочки рассуждений сведены к эмпирическим утверждениям, которые их могут подтвердить или опровергнуть, являются научными (выдержавшими верификацию), а те, которые не могут, должны выбрасываться из науки как бессмысленные (т.е. кроме "истинно" и "ложно" было введено еще одно значение – "бессмысленно"), В результате все метафизические вопросы попадали в категорию бессмысленных и отбрасывались. Реализация этой программы пошла по пути замены философской теории познания и гносеологических вопросов о соотношении теории и "реальности " логическими проблемами и проблемами языка .

Шлик вторит Витгенштейну: "“мир” – это не “вещь сама но себе”, а мир нашего языка". "Всякое познание есть выражение, или репрезентация (в первую очередь в языке. – А. Л. ), – говорит Шлик. – А именно познание выражает факт, который в познании познается... Так что все знание является знанием в силу его формы (т.е. языка. – А. Л. ). Именно через форму оно репрезентирует познанный факт... Исследования, касающиеся человеческой “способности к познанию”... заменяются тогда соображениями, касающимися природы выражения, или репрезентации, т.е. всякого возможного “языка” в самом общем смысле... Вопросы об “истинности и границах познания” исчезают. Познаваемо все, что может быть выражено... То, что принималось раньше за такие вопросы (“метафизические” вопросы об “истинности и границах познания”. – А. Л. ), суть... бессмысленные цепочки слов" . "Подтвержденные наблюдением и непосредственным опытом факты", о которых говорит Шлик, описываются "протокольными предложениями", на которые переносится центр тяжести всей концепции. "Проблема “протокольных предложений”, их структуры и функций есть новейшая форма, в которой философия, или, скорее, решительный эмпиризм наших дней, облекает поиски последнего основания познания (каковыми для Локка был опыт, а для Декарта – “врожденные идеи” (см. гл. 2. – А. Л. )), – писал Шлик. – Поэтому если нам удастся выразить факты в “протокольных предложениях”, без какого-либо искажения, то они станут, наверное, абсолютно несомненными отправными точками знания... образуют твердый базис, которому все наши познания обязаны присущей им степенью правильности" .

Выдвинутая логическими позитивистами программа была проникнута оптимизмом. "Я убежден, – писал в 1930 г. в статье “Поворот в философии” М. Шлик, – что мы сейчас переживаем решительный поворот в философии, и паше мнение о том, что бесплодному конфликту систем пришел конец, можно оправдать вполне объективными соображениями. Уже сейчас мы обладаем методами, которые делают подобные конфликты в принципе ненужными" .

Вот как этот "конфликт систем" разрешался в рамках концепции "языковых каркасов " Р. Карнапа в его статье "Эмпиризм, семантика и онтология": "Языковый каркас" Карнапа – это логически более изощренная форма "языка" Витгенштейна, представляющая науку (скажем, физику) как язык. Сходным с Витгенштейном было и отношение к вопросу о науке и реальности "самой по себе" – это философский, а не научный вопрос. Пауку и реальность Карнап разводит, предлагая "различить два вида вопросов о существовании: первый – вопросы о существовании определенных объектов нового вида в данном каркасе; мы называем их внутренними вопросами; второй – вопросы, касающиеся существования или реальности системы объектов в целом, называемые внешними вопросами. Внутренние вопросы и возможные ответы на них формулируются с помощью новых форм выражений. Ответы могут быть найдены или чисто логическими методами, или эмпирическими методами – в зависимости от того, является ли каркас логическим или фактическим... “Действительно ли жил король Артур?”, “Являются ли единороги и кентавры реальными или только воображаемыми существами?” и т.д. На эти вопросы нужно отвечать эмпирическими исследованиями... Понятие реальности, встречающееся в этих внутренних вопросах, является эмпирическим, научным, неметафизическим понятием. Признать что-либо реальной вещью или событием – значит суметь включить эту вещь в систему вещей в определенном пространственно-временном положении среди других вещей, признанных реальными, в соответствии с правилами каркаса... От этих вопросов мы должны отличать внешний вопрос о реальности самого мира вещей. В противоположность вопросам первого рода этот вопрос поднимается не рядовым человеком и не учеными, а только философами... Этот вопрос и нельзя разрешить, потому что он поставлен неправильно. Быть реальным в научном смысле – значит быть элементом системы, следовательно, это понятие не может осмысленно применяться к самой системе... Принять мир вещей – значит лишь принять определенную форму языка, другими словами, принять правила образования предложений и проверки, принятия или отвержения их... Но тезиса о реальности мира вещей не может быть среди этих предложений, потому что он не может быть сформулирован на вещном языке и, по-видимому, ни на каком другом теоретическом языке" . Такова центральная концепция одного из ведущих представителей логического позитивизма Р. Карнапа.

Но все варианты логического позитивизма опирались на концепцию протокольных предложений, с которыми, как оказалось, было не все гладко. В основе развиваемых в рамках логического позитивизма концепций (подробно они изложены в работах Э. Нагеля, Р. Карнапа, К. Гемпеля) лежало предположение о том, что в структуре языка науки можно выделить язык, который состоит только из терминов и предложений наблюдения, – так называемый “язык наблюдения”. "Считалось, что эти предложения обладают следующими особенностями: а) они выражают “чистый” чувственный опыт субъекта; б) они абсолютно достоверны, в их истинности нельзя сомневаться; в) протокольные предложения нейтральны но отношению ко всему остальному знанию; г) они гносеологически первичны – именно с установления протокольных предложений начинается процесс познания" .

Но по мере того как осознавались трудности описания с помощью этого языка не только теоретической, но и экспериментальной работы в области физики и других естественных наук, концепция "протокольных предложений" проходила через ряд стадий.

Первая – это стадия "протокольных предложений" феноменалистического языка, которые мыслились как выражающие "чистый опыт" без какого-либо его понятийного истолкования (типа "Я теперь гневен" или "Сейчас я вижу зеленое"). Вторая стадия – понятие "протокольных предложений", выраженных в так называемом физикалистском языке, фиксирующем пространственно-временные связи (типа "Карл был гневен вчера в полдень"). Последняя, третья стадия – понятие "предложений наблюдения" вещного языка, предложения и термины которого обозначают чувственно воспринимаемые вещи и их свойства (типа "Эта точка выше и правее той") .

На всех этих стадиях "твердый, несомненный эмпирический базис науки сохраняется. Термины наблюдения заимствуют свои значения из чувственного опыта; этот опыт, в свою очередь, определяется работой органов чувств, а поскольку органы чувств у людей не изменяются, постольку эмпирические термины и состоящие из них протокольные предложения оказываются нейтральными по отношению к теоретическому знанию и его изменению. Как для Аристотеля, так и для Ньютона, и для Эйнштейна листья деревьев были зелеными, а небо – голубым. Протокольный язык этих мыслителей был одним и тем же, несмотря на различие их теоретических представлений. Сохраняется и гносеологическая первичность языка наблюдения: процесс познания начинается с констатации фактов, с установления протоколов наблюдения; затем наступает очередь обобщения результатов наблюдения" .

Но и на этой стадии не удалось закрепиться. В многочисленных исследованиях к середине XX в. было показано, что такого языка в научном познании просто не существует. "Тот слой знания (тот язык), который выполняет в науке функцию описания эмпирических данных... всегда теоретически нагружен" , ибо, на что указывал еще Дюгем, большинство измерений в естественной науке, например, такие, как сила, масса, электрический заряд в физике, осмысленны только внутри соответствующих теоретических систем (механики, электродинамики), а многие измерительные приборы устроены довольно сложно и используют различные физические принципы.

Поппер видит основание концепции протокольных предложений в сенсуализме локковского типа. Он называет эту концепцию "бадейной теорией сознания" и подвергает ее сокрушительной критике. Бадейную теорию сознания он описывает так. "Наше сознание – это бадья, поначалу более или менее пустая, и в эту бадью через наши органы чувств... проникает материал, который в ней собирается и переваривается... В философском мире эта теория лучше известна под более благородным названием теории сознания как tabula rasa: наше сознание – чистая доска, на которой чувства вырезают свои послания (позиция Локка (см. параграф 2.2). – А. Л. ) Существенный тезис бадейной теории состоит в том, что мы узнаем бо́льшую часть, если не все, из того, что мы узнаем благодаря входу опыта через отверстия наших органов чувств; таким образом, все знание состоит из информации, полученной через наши органы чувств, т.е. в опыте... В такой форме эта насквозь ошибочная теория еще очень жива", – утверждает Поппер 110, с. 67]. Это для него позиция классической эпистемологии (т.е. эпистемологии логических позитивистов). Поппер противопоставляет ей характерный для постпозитивистов тезис о неизбежной "теоретической нагруженности" "протокольных предложений".

"Классическая эпистемология, рассматривающая наши чувственные восприятия как “данные”, как “факты”, из которых должны быть сконструированы наши теории посредством некоторого процесса индукции... – говорит Поппер, – не способна учитывать то, что так называемые данные на самом деле являются... интерпретациями, включающими теории и предрассудки... Классическая эпистемология не осознает, что не может быть чистого восприятия, чистых данных, точно так же, как не может быть чистого языка наблюдения, так как все языки пронизаны теориями и мифами" .

"В постпозитивистский период... – говорит В. Ньютон-Смит, – философы крикнули хором: все наблюдения теоретически нагружены. Иными словами, нет никакого нейтрального в отношении теорий языка наблюдения" 19, с. 1711.

• Однако использование этой логики в то время "существенно ограничивалось тем, что ее формулы очень скоро стали слишком сложными... Простое рассуждение, налагаемое в течение двух секунд, тогда потребовало бы целого дня" (по словам Карнапа. – А. Л. ) .
• Развивая идеи своего учителя Б. Рассела, Л. Витгенштейн в своем знаменитом "Логико-философском трактате" распространяет модель знания "Principia Mathematica" на всю совокупность знания о мире. Венский кружок начинал с коллективного чтения этого трактата Л. Витгенштейна.
• "Если Беркли превратил внешний источник ощущений (то есть объекты) в ощущения, махисты превратили ощущения в объекты, то неопозитивисты пошли по пути отрицания самого этого вопроса" .
• По утверждению Поппера, "эта точка зрения была впервые сформулирована Парменидом в сатирическом ключе: “У большинства смертных нет ничего в их заблуждающемся (erring ) уме, кроме того, что попало туда через их заблуждающиеся органы чувств”" .

(Документ)

Радугин А.А. Введение в религиоведение: теория, история и современные религии (Документ)

Коробкова Ю.Е. Конспект лекций по философии (Документ)

Водопьянов П.А., Бурак П.М. (ред.) Философия: курс лекций для студентов всех специальностей (Документ)

Презентация - Философия истории (Реферат)

Афанасьева Л.А., Дамшаева В.А. и др. Философия (Документ)

Аль Ани Н.М., Быданов В.Е., Новолодская Т.А. Очерки по истории философии (Документ)

Радугин А.А.(ред.) Эстетика (Документ)

n1.doc

принцип верифи­кации высказываний (от лат. veritas - истина). Согласно этому принципу, любое высказывания в науке, практике, философии под­лежит опытной проверке на истинность. Только те высказывания имеют научный смысл, которые допускают, в конечном счете, сведе­ние их к высказываниям, фиксирующим непосредственный чувст­венный опыт индивида, к «атомарным высказываниям».

Неопозитивизм, как мы видим, истолковывал истину как сов­падение высказываний с непосредственным опытом человека. Но он не мог не учитывать специфику научного и философского знания, которое соприкасается с опытом не непосредственно, а опосредован­но, через целую цепь рассуждений. Эти, непосредственно не связан­ные с опытом, высказывания, неопозитивисты предложили назвать «молекулярными высказываниями». И подобно тому, как молекулы состоят из атомов, так и молекулярные высказывания могут быть со­ставлены из «атомарных высказываний», то есть тех, которые могут напрямую сопоставлены с подтверждающим или опровергающим изс

Опытом. При проверке на истинность необходимо пройти весь путь построения молекулярных предложений и свести их до «атомар-цых» или «протокольных высказываний».

Однако, в ходе исследований довольно скоро выявилось, что многие высказывания науки невозможно свести с «эмпирическому данному», к непосредственному опыту. Особенно наглядно это про­являлось в отношении научных высказываний о фактах прошлого и высказываний, носящих широкий, обобщающий характер, форму­лирующих законы природы. Логический позитивизм встал перед дилеммой: либо исключить эти высказывания из науки, либо дать новое истолкование принципа верификации. Они заявили, что тре­бование необходимости осуществления эмпирической проверки ка­сается только частных высказываний. В большинстве же случаев эмпирическая проверяемость должна подразумеваться только принципиально. Ученые должны исходить из установки о том, что верификация всегда логически возможна, мыслима по отношению ко всем высказываниям.

Это отступление от принципа верификации существенно по­колебало устои неопозитивизма. Но не только внутренние трудности процесса верификации ставили под сомнение учение неопозитивиз­ма. Его критики вскоре весьма аргументирование показали, что сам принцип верификации не может бытьверифицируем и, следова­тельно, его провозглашение является высказыванием, не имеющим смысла, то есть относящимся к разряду метафизических высказы­ваний. Так обнаружилась глубокая внутрення противоречивость ис­ходных установок неопозитивизма. Вместе с тем, была выявлена и противоречивость принципа верификаций самой научной теории. Действительно, наука, как утверждают неопозитивисты, опирается на опыт. Но она не может развиваться только на основе опыта. Боль­шое значение для развития науки имеет творческое, конструктив­ное мышление. Это мышление поднимается над опытом и создает но­вый результат, который напрямую не содержится в эмпирических данных, чисто экспериментальных действиях. Внутренняя противо­речивость неопозитивистских установок, критика этих установок представителями других философских направлений привели к ут­рате неопозитивизмом своего влияния в философии науки и разра­ботке проблем методологии научного познания с позиций постпози-гмвизма.

К Однако, прежде, чем приступить к рассмотрению постпозити-ввама следует отметить, что усилия неопозитивистов не были бес-Щгодны для науки и философии. Они дали определенные положи­тельные результаты. Следует согласиться с неопозитивизмом в том, ^го процесс мышления, процесс познания становится доступным ло-. Уйческому исследованию лишь в языковой форме. Отождествление форм языка и форм логики открывало новые возможности для ком­плексного анализа знания, в частности, для логико-лингвистическо-

Го анализа. Движение от языковой формы к формально-логической а также от математико-логической формы к более общему логичес­кому формообразованию открывает возможность, с одной стороны движение «восхождение», ко все более широкой формализации, с другой стороны, нисхождение от более общих логических форм к более конкретным языковым высказываниям. На пути «восхожде­ния» возможно построение множества относительно обособленных или взаимосвязанных языковых, формально-логических, матема-тико-логических систем: достаточно взять в качестве отправной точки какие-либо языковые образования (имена, предложения, их комплексы), договориться (заключить конвенцию) и родятся новые системы исчисления высказываний.

Таким образом, неопозитивисты создали новые легко форма­лизующиеся типы анализа языка. На этой основе были созданы предпосылки формализации огромной области гуманитарного зна­ния, проникновение в это знание математических методов и аппара­та. Эти предпосылки были реализованы в структурализме. Структу­рализм - это течение на стыке современной науки и философии, выражающее стремление придать гуманитарным наукам статус точных наук. Авангардную роль в этом процессе сыграла лингвисти­ка. Введение лингвистических моделей в этнографию привело к пре­вращению этой описательной науки в этнологию

Концепция науки в критическом рационализме Постпозитивистскую стадию в разработке проблемметодологии науч­ного познания наиболее ярко представляет критический рационализм. К. Поппер (1902-1988), Т. Кун (род. 1922 г.). И. Лакатос (1922 - 1974), П. Фейерабенд (род. 1924 г.). Критический рационализм не просто пе­ресмотрел исходные принципы неопозитивизма в отношении методо­логии научного познания, но радикальным образом изменил сам пред­мет изучения. С точки зрения критического рационализма предметом изучения являются не высказывания, а наука как целостная, динамич­ная, развивающая система. Критические рационалисты считают, что научное значение является целостным по своей природе. Его нельзя разбить на отдельные высказывания или на независимые друг от дру­га уровни: уровень наблюдений (эмпирический) и уровень теории (тео­ретический). Любое эмпирическое высказывание обусловлено какой-то теорией. В научном знании философские концепции тесно перепле­таются, взаимосвязаны с собственно научными. А это значит, что философия не только оказывает стимулирующее (негативное или по­зитивное) воздействие на науку, философские положения органичес­ки входят в «тело» науки. Наука, как целостное явление, требует к себе разносторонних подходов: историко-научного, методологического, на-уковедческого, психологического, логического и т. д.

Основоположник критического рационализма К. Поппер исхо­дил из предпосылки, что законы науки не выражаются аналитичес-уз&упл. суждениями и в то же время не сводимы к наблюдениям. А это означает, что эти законы не верифицируемы. Науке, по мнению К. Поппера, нужен другой принцип - не принцип верификации, а фальсификация, то есть не подтверждение на истинность, а опро­вержение неистинности. Фальсификация, по Попперу, это принци­пиальная опровержимость (фальсифицируемость) любогоучрежде-яия, относящегося к науке. Принцип фальсификации используется К. Поппером как разграничительная линия в отделении научного знания от ненаучного.

Принцип фальсификации, в каком-то смысле, непосредст­венно направлен против принципа верификации. К. Поппер ут­верждал, что истинным можно считать такое высказывание, кото­рое не опровергнуто опытом. Если найдены условия, при которых хотя бы некоторые базисные «атомарные высказывания» (теории, гипотезы) ложны, то данная теория, гипотеза опровержима. Когда ясе опытное опровержение гипотезы отсутствует, то она может считаться истинной, или, по крайней мере, оправданной. Но истол­кование принципа фальсификации как антиверификации являет­ся неточным. У К. Поппера этот принцип имеет гораздо более широ­кое и принципиально иное значение. С точки зрения Поппера, науч­ное знание не сводимо к опытному, эмпирическому. Эмпирическое знание - это только один уровень научного знания. Наряду с ним, существует и другой - теоретический. Эмпирический и теорети­ческий уровни органически связаны между собой. Поэтому прин­цип фальсификации - это не способ эмпирической проверки, а оп­ределенная установка науки на критический анализ содержания научного знания, на постоянную необходимость критического пе­ресмотра всех его достижений. Таким образом, К. Поппер утверж­дает взгляд на науку как на постоянный динамический процесс, в котором непрерывно происходят какие-то изменения. Причем, развитие научного знания, по Попперу, не следует представлять Как прогрессивный, «кумулятивный» процесс, т. е. процесс добав­ления, накопления новых истинных знаний. Научные теории неза­висимы друг от друга. Они в своем развитии не дополняют, а разви­вают друг друга. В науке постоянно проходит процесс перестроек теории.

Существенный вклад в разработку идей критического рацио­нализма внес профессор Принстонского университета США Т. Кун. Он считает, что не следует представлять науку как собрание истин­ных или ложных идей, высказываний, теорий, развивающихся по своим собственным законам - законам познания. В науке действует Человек-ученый как субъект научной деятельности. При этом Кун Оодчеркивал, что научное познание осуществляется не учеными-одиночками, а сообществом ученых-профессионалов, действую-

Щих по неписаным правилам, которые регулируют их взаимоотно­шения друг с другом и обществом, в целом. Например, таким прави­лом является запрет обращаться к властям или широким массам чтобы они выступили в качестве арбитров для разрешения научных споров. Таким арбитром может быть только компетентная профес­сиональная группа.

Таким образом, Кун исходит из представления о науке как со­циальном институте, в котором действуют определенные социаль­ные группы и организации. Однако главным, объединяющим нача­лом сообщества ученых, с точки зрения Куна, являются не нормы профессиональной этики, а единый стиль мышления, признание данным сообществом определенных фундаментных теорий и мето­дов исследования. Эти положения, объединяющие сообщество уче­ных, Кун назвал парадигмой. «Под парадигмой, - писал Т. Кун, - я подразумеваю признанные всеми научные достижения, которые в течение определенного времени дают научному сообществу модель постановки проблем и их решения» (Кун Т. Структура научных революций. - М; 1971.- С. 11). Из этих моделей, по мнению Куна, возникают конкретные традиции того или иного направления в ис­следовании.

Парадигмы имеют как познавательную, так и нормативную функции. Они дают ученым основные принципы их познавательной деятельности и формы реализации этих принципов. Парадигмы, по словам Куна, являются источником методов, проблемных ситуаций, стандартов решения проблем, принятых в тех или иных сообществах ученых. Более низким уровнем организации научного знания, по Сравнению с парадигмой, является научная теория. Каждая теория создается в рамках той или иной парадигмы. Теории, существующие в рамках различных парадигм, не сопоставимы. Поэтому одна и та же теория не может входить в разные парадигмы без предваритель­ного ее серьезного переосмысления. А это означает, что при смене парадигм невозможно осуществить преемственность теорий, то есть какие-то теории перенести из старых парадигм в новые. В контексте новых парадигм старые теории получают новое содержание, иную интерпретацию.

Позднее Кун называет парадигмы дисциплинарными матри­цами. Они дисциплинарны, потому что принуждают ученых к опре­деленному поведению, стилю мышления, а матрицы - потому что состоят из упорядоченных элементов различного рода, причем, каж­дый из них требует дальнейшей спецификации. Дисциплинарная матрица, по Куну, состоит из четырех основных элементов: 1) симво-.лические обобщения или формализованные конструкции, использу­емые членами сообщества ученых без сомнений и разногласий;

2) «метафизические» общеметодологические представления, кон­цептуальные модели; 3) цементирующие данное научное сообщество ценности. Наиболее укоренившимися ценностями являются ценнос-

^йЩ^асающиеся предсказаний. Они должны быть точны, количест-деЦао обоснованы, просты, логичны, с высокой степенью вероятнос->1Эф|4) «образцы» - признанные примеры.

? || Развитие науки представляется Куном как скачкообразный, еролюционный процесс, сущность которого выражается в смене па-раЦЦйгм или дисциплинарных матриц. На каждом конкретном истори­ческом отрезке в рамках сообщества ученых складывается определен­на ^парадигма. Развитие науки какой-то период идет в рамках данной да рйдигмы: происходит накапливание эмпирического материала, об-а Цвтка данных, совершенствуются методики исследований и т. д. Этот ё "Shop, развития знания Кун называет «нормальной наукой».

1|t Однако спокойное развитие науки не может длиться вечно. П||тепенно возникают причины для сомнения в ясности, очевиднос­ти^ обоснованности общепринятых теоретических положений. Па-раЦигма как привычный стиль мышления расшатывается, и на ка-kojm-to этапе наступает кризис основных исходных понятий в данной иауке. Кун описывает этот кризис как с содержательной стороны развития науки (противоречия новых данных методик выводам и методикам устоявшейся парадигмы), так и с эмоционально-волевой (утрата доверия к исходным принципам действующей парадигмы со стороны какой-то значительной части научного сообщества). И в пе­реходе к новой парадигме действуют эти же факторы. Переход от старой к новой парадигме, отмечает он, не может основываться на "0|сто рациональных доводах, хотя этот элемент значителен. Здесь веюбходимы волевые факторы - убеждение и вера. «Требуется вы­бор между альтернативными способами научного исследования, причем, в таких обстоятельствах, когда решение должно опираться (Зодаыпе на перспективы будущего, чем на прошлые достижения. Тот, иго принимает парадигму на ранней стадии, должен часто решаться аа такой шаг, пренебрегая доказательством, которое обеспечивается решением проблемы. Другими словами, он должен верить, что новая аарадигма достигает успеха в решении большего круга проблем, е.которыми она встретится, зная при этом, что старая парадигма по­терпела неудачу при решении некоторых из них. Принятие решения "вакого типа может быт основано только на вере» (Там же. - С. 207).

Однако Кун - не сторонник иррациональных оснований сме-вы парадигм. Подчеркивая эмоционально-волевой характер приня­тия решения, он указывает, что это решение, эта вера опираются на определенные рациональные основания, которые заложены в логике Научного исследования в тех требованиях, которые предъявляют к ОНилю и способу мышления новые научные данные. Постепенно эти Рациональные основания углубляются, и новая парадигма завоевы-вЦет в сообществе все большее количество сторонников до тех пор, Ч||ка она не займет доминирующие позиции и не превратится в «нор-ЧЩпьную» науку. Затем цикл снова повторяется. Итак, для Поппера ЧЙука - это перманентная революция, постоянный критический пе-

Ресмотр знаний, для Куна - развитие науки - это смена парадигм периодические скачкообразные изменения в стиле мышления, мето­дологии и методике научного исследования.

Близкую по смыслу, хотя и в ряде положений отличающуюся от концепции Куна, теорию развития науки представил профессор Лондонской экономической школы И. Лакатос. Основной структур­но-динамической единицей его модели науки является научно-ис. следовательская программа. По характеристике Лакатоса, исследо­вательские программы являются величайшими научными дости­жениями и их можно оценивать на основе прогрессивного или рег­рессивного сдвига проблем. Прогрессивный «сдвиг проблем» - озна­чает по Лакатосу, - научную революцию. Каков же критерий про­гресса исследовательских программ? Исследовательская програм­ма считается прогрессирующей тогда, когда ее теоретический рост предвосхищает ее эмпирический рост, т. е. когда она с некоторым ус­пехом может предсказать новые факты. Регресс наступает тогда, когда она дает запоздалое объяснение научных открытий или фак­тов, предвосхищаемых и открываемых конкурирующей исследова­тельской программой. Если данная исследовательская программа объясняет больше, нежели конкурирующая, то она вытесняет по­следнюю из оборота сообщества ученых.

Каждая исследовательская программа, считает Лакатос, пред­ставляет собой сложную и структурированную систему, состоящую из ряда элементов: «жесткого ядра» - совокупности суждений, которые явно или неявно являются теоретической основой данного стиля мыш­ления, «запретного пояса» - суждений, связывающих исследователь­скую программу с эмпирическими данными, «негативной эвристики», указывающей, каких путей исследования следует избегать, и «пози­тивной эвристики», рекомендующей наиболее предпочтительные пути исследования. Утверждения, составляющие «жесткое ядро» в рамках данной программы, принимаются как неопровержимые. «Защитный пояс» предохраняет «жесткое ядро» от опровержения, но изменяется и совершенствуется благодаря правилам «позитивной эвристики», а так­же с помощью процедур фальсификации и верификации.

История развития науки, по Лакатосу, - это история борьбы и смены конкурирующих исследовательских программ, которые со­ревнуются на основе их эвристической силы в объяснении эмпири­ческих фактов, предвидении путей развития науки и принятии контрмер против ослабления этой силы. По сути дела, здесь И. Лака­тос воспроизводит в иных терминах, в более дифференцированном виде куновскую концепцию развития науки на основе парадигм. Од­нако при интерпретации движущих причин смены исследователь­ских программ, конкретных механизмов развития науки Лакатос не разделяет взгляды Куна. Он видит в науке внутреннюю и внешнюю историю. Внутренняя история науки базируется на движении идей, методологии, методик научного исследования, то, что, по словам Ла-

9П9 катоса, составляет собственное содержание науки. Внешняя исто­рия - это формы организации науки и личностные факторы научно­го исследования. Кун подчеркивал огромное значение этих «внеш­них факторов», Лакатос же отдает им второстепенное значение.

Наиболее радикальные позиции в критическом рационализме занимает американский философ П. Фейерабенд. Опираясь на разра­ботанное Поппером и Лакатосом положением о том, что при столкнове­нии научных теорий с некоторым фактом для их опровержения необ­ходима еще одна теория (придающая факту значение опровергающего свидетельства). Фейерабенд выдвинул методологический принцип пролиферации (размножения) теорий. Согласно этому принципу, уче­ные должны стремиться создавать теории, несовместимые с уже су­ществующими и признанными. Создание таких альтернативных тео­рий способствует их взаимной критике и ускоряет развитие науки. Познание в таком случае представляется океаном постоянно увеличи­вающихся альтернатив, каждая из которых принуждает другие уточ­нять свои исходные позиции, и все вместе они, благодаря процессу кон­куренции, развивают мощь человеческого мышления.

Принцип пролиферации в методологии Фейерабенда базиру­ется на критике принципа инвариантности, от которого отталкива­ется неопозитивизм. Фейерабенд отвергает существование в науке теоретически нейтрального эмпирического языка, считая, что все на­учные термины «теоретически нагружены», их значение находится в зависимости от соответствующего теоретического контекста. Разные теории имеют разные наборы постулатов, и значения их терминов не только инвариантны, но и вообще несопоставимы друг с другом. От­сюда Фейерабенд приходит к выводу о несоизмеримости конкуриру­ющих и сменяющих друг друга альтернативных теорий. Их нельзя сравнивать как в отношении к общему эмпирическому базису, так и с точки зрения логико-методологических стандартов и норм, так как каждая теория устанавливает свои собственные нормы.

Соединение у Фейерабенда плюрализма теорий с тезисом об их несоизмеримости порождает анархизм. Каждый ученый, по Фей-ерабенду, может изобретать и разрабатывать свои собственные тео­рии, не обращая внимания на несообразности, противоречия и кри­тику. Деятельность ученого не подчиняется никаким рациональным нормам. Поэтому развитие науки, по Фейерабенду, иррационально:

Вовые теории побеждают и получают признание не вследствие раци­онально обоснованного выбора и не в силу того, что они ближе к исти-ве или лучше соответствуют фактам, а благодаря пропагандистской Деятельности их сторонников.

В этом смысле наука, считает Фейерабенд, ничем не отличает­ся от мифа и религии и представляет собой одну из форм идеологии. Поэтому следует освободить общество от «диктата науки», отделить ^уку от государства и представить науке, мифу, религии одинако-^е права в общественной жизни.

Научная рациональность как предмет исследования в отечественной «философии и методологии научного познания»

В нашей отечественной философии проблемы научной рациональ­ности разрабатываются в рамках исследовательских программ философии и методологии научного познания В. С. Степиньпд, В. С. Швыревым, П. Ф. Юдиным и др. Отечественные представители «философии науки» опираются на достижения философской мысли Запада, и в то же время вносят свой вклад в осмысление закономер­ностей развития научной рациональности. Характерным для отече­ственной «философии науки» является рассмотрение научного познания как исторически меняющейся деятельности, которая де­терминирована, с одной стороны, характером исследовательских объектов, а с другой - социальными условиями, свойственными каждому исторически определенному этапу развития цивилизации.

Современная наука, отмечает В. С. Степин, дисциплинарно ор­ганизована. Она состоит из различных областей знаний, взаимодей­ствующих между собой и, вместе с тем, имеющих относительную са­мостоятельность. Это позволяет рассматривать науку как сложную самоорганизующуюся систему, которая в своем развитии порожда­ет все новые относительно автономные подсистемы и новые интегра-тивные связи/управляющие их взаимодействием.

В каждой отрасли науки - подсистеме развивающегося науч­ного знания - можно выделить два основных уровня: эмпирический и теоретический. Они различаются друг от друга по трем основным критериям: 1) характеру предмета исследования; 2) типу применяе­мых средств исследования; 3) особенностями методов.

Эмпирическое и теоретическое исследование имеют дело с разными средствами одной и той же действительности. Эмпиричес­кое исследование изучает явления и их взаимодействие. На уровне эмпирического познания сущностные связи не выделяются еще в чистом виде. Задача теоретического уровня познания состоит в по­знании сущности явлений, их закона. Следует различать эмпириче­скую зависимость и теоретический закон. Эмпирическая зависи­мость является результатом индуктивного обобщения опыта и пред­ставляет собой вероятностно-истинное знание. Теоретический же закон - это всегда знание достоверное. Получение такого знания требует особых рациональных исследовательских процедур.

Эмпирическое исследование базируется на непосредственном практическом взаимодействии исследователя с изучаемым объек­том. Оно предполагает осуществление наблюдения и эксперимен­тальную деятельность. В теоретическом же исследовании отсутст­вует непосредственное практическое взаимодействие с объектами реальности. На этом уровне объект может изучаться только опо-средственно, в мысленном эксперименте.

Научное познание на обоих уровнях осуществляется на основе оперирования абстракциями. Для эмпирического уровня характерно оперирование эмпирическими объектами. Эмпирические объекты - это абстракции, выделяющие в действительности некоторый набор свойств и отношений вещей. Они отличаются от реальных объектов, которым присуще бесконечное число признаков. В эмпирическом же познании реальные объекты представлены в образе идеальных объ­ектов, обладающих жестко фиксированным и ограниченным набором признаков. Идеализированные теоретические объекты, или, как их еще называют теоретические конструкты, в отличие от эмпиричес­ких объектов, наделены не только теми признаками, которые мы мо­жем обнаружить в реальном взаимодействии, но и признаками, кото­рых нет ни у одного реального объекта. Например, материальную точку определяют как тело, лишенное размера, но сосредоточиваю­щее в себе всю массу. Таких тел в природе нет. Они выступают как ре­зультат нашего мыслительного конструирования, когда мы абстраги­руемся от несущественных (в том или ином отношении) связей и при­знаков предмета и строим идеальный объект, который выступает носителем только сущностных связей.

Эмпирический и теоретический типы познания различаются; по методам исследовательской действительности. Основными мето-| дами эмпирического исследования являются наблюдения, реальный I эксперимент, описание и др. В теоретическом же исследовании при-g меняются такие методы как идеализация - построение идеализи-j рованного объекта, методы построения теории: аксиологический,

IF гипотетико-дедуктивный, метод восхождения от абстрактного к конкретному и т. д. На основе эмпирического и теоретического иссле­дований в каждой отрасли науки формируются различные формы у знания: эмпирические факты, законы, гипотезы, теории различного типа и степени общности.

Представители отечественной философии и методологии на­учного познания подчеркивают большое эвристическое значение ваучной рациональности. Вместе с тем, некоторые из них соглаша­ются с П. Фейерабендом, что научная рациональность является по­тенциальным носителем догматизма и авторитаризма и при опреде­ленных социальных условиях может выступить как средство ук­репления всевластия авторитарной догмы, от имени которой определенные социальные силы осуществляют свое господство над людьми. Эти возможности, по мнению В. С. Швырева, связаны с тем, Что собственно представляет собой специфику рациональности на-уки какформы рационального аппарата, моделирования реальнос­ти в системе понятийных конструкций, стоящих над обыденными Средставлениями о мире. Обеспечивая проникновение человечес­кой мысли в слои реальности, недоступные неспециализированно­му обыденному сознанию, рациональное сознание в то же время со­здает особый мир идеальных конструкций, «теоретический мир»,

Как его называют в философско-методической литературе. А в ре, зультате, вполне возможным становится «отчуждение» этого «тео-ретического мира» от мира, в котором существуют живые индивиды с их личностным сознанием, замыкание теоретического мира на са­мого себя, превращение его в некую «самостоятельную суперструк­туру». Свойственная рациональному сознанию установка на фикса­ции в этих идеальных конструкциях действительности в ее сущно-стном бытии («сущность», «закон», «объективная необходимость» и т. д.) может приводить к претензиям на приоритет по отношению ко всем другим формам освоения действительности: (нравствен­ным, эстетическим, религиозным, философским и т. д.).

Отчужденные от многообразной многокрасочной действи­тельности с противоречивыми тенденциями и от живых людей в полноте их реального существования идеальные конструкции, независимые от их возможных рациональных источников, при оп­ределенных социальных условиях превращаются в догму, которая выступает в качестве «идеального плана», программы, проекта то­тального преобразования действительности - общества людей, природы. И опять-таки универсальная обязательность, принуди- | тельность, тотальность этого преобразования пытаются оправдать рациональной обоснованностью лежащих в основе соответствую­щих программ представлений о всеобщих законах развития обще­ства, об объективной необходимости и т. д.

Опасность отрыва научно-теоретического сознания, научной рациональности от живой деятельности, а затем опасность подавле­ния авторитетом научной рациональности многообразия личностного мировосприятия и мироощущения, превращения теоретических конструкций из средств адекватного постижения мира в догматичес­кую преграду такого постижения, по мнению В. С. Швырева, может проявиться в двух тесно связанных между собой формах: в форме то­талитаристской идеологии и в форме конформистского сознания.

О перерождении научной рациональности под влиянием тотали­таризма речь шла выше, теперь же следует показать, что представле­ние о рациональности акцентирует внимание на точном, объективном познании действительности, вполне вписывается в конформистское со­знание, становится средством его самоутверждения и самооправдания Конформист рассуждает: «действительность, от крываемая нам в рациональном познании такова, какова она есть, и поэтому остается только понять и принять ее, приспособиться определенным образом к ней, существовать в ее рамках». Рациональным поведением, с точки зрения подобного типа сознания, является наиболее успешное решение возникающих перед людьми задач в непреложно заданных рамках внешней социальной детерминации. Рациональность при этом связы­вается исключительно с адаптивным, приспособительским поведением (см.: Швырев В. С. Рациональность как ценность культуры // Вопросы философии- 1992-№6- С. 91-94).

Преодоление негативизма в отношении научной рациональ­ности, как считают представители отечественной философии и ме­тодологии научного познания, возможно при широком всесторон-geM осмыслении закономерности формирования и функциониро­вании научной рациональности. Такой подход, по их мнению, обеспечивает анализ этой рациональности с позиций концепции «оснований науки». Эта концепция является модификацией уче­ния Т. Куна о парадигме.

Активно разрабатывающий и пропагандирующий эту концеп­цию В. С. Степин считает, что эти основания науки организуют все разнородные знания в некоторую целостность, определяет страте­гию научного поиска и во многом обеспечивают включение его ре­зультатов в культуру соответствующей эпохи. (См.: Степин В. С. Научное познание ценности техногенцой цивилизации //Вопросы философии. - 1989.- № 10.- С. 3-18).

По мнению В. С. Степина, можно выделить по крайней мере три главных соответствующих блока оснований науки: идеалы и нормы Исследования, научную картину мира и философские основания. Каждый из них, в свою очередь, имеет достаточно сложную внутрен­нюю структуру. Как и всякая деятельность, научное познание регу­лируется определенными идеалами и нормативами, которые выра­жают ценностные и целевые установки науки, отвечая на вопрос:

Для чего нужны те или иные познавательные действия, какой тип продукта (знание) и каким способом получить этот продукт. Этот блок включает следующие идеалы, «нормы научного познания»:

1) доказательности и обоснованности знания; 2) объяснения и описа­ния; 3) построения и организации знания.

Первый уровень идеалов и норм характеризует специфичес­кий подход научной деятельности, в отличие от других форм, на­пример, искусства и т. д. Второй уровень представляет собой кон­кретизацию требований первого в различных конкретно-истори­ческих эпохах. Система таких установок (представлений о нормах, объяснения, описания, доказательность, организации знания и т. Д.) выражает стиль мышления этой эпохи. Например, идеалы и нормы описания, принятые в науке средневековья, радикально отличны от тех, которые характеризуют науку Нового времени. В средневековой науке опыт не рассматривается в качестве глав­ного критерия истинности знания. Ученый средневековья разли­чал правильное знание (проверенное наблюдениями и приносящее практический эффект) и истинное знание (раскрывающее симво­лический смысл вещей), позволяющее через земные предметы со­прикоснуться с миром небесных сущностей. И в содержании идеа­лов и норм каждого исследования можно выделить третий уровень, В нем установки второго уровня характеризуются применительно ^специфике предметной области каждой науки (физике, химии, Биологии и т. д.).

Второй блок оснований науки составляет научная картина мира. Она складывается в результате синтеза знаний, получаемых в различных науках и содержит общие представления о мире, выра­батываемые на соответствующих стадиях исторического развития науки. Научная картина мира выступает не просто как форма систе­матизации знания, но и как исследовательская программа, которая целенаправляет постановку задач эмпирического и теоретического поиска и выбора средств их решения.