«И если я раздам все имение мое и отдам тело мое
на сожжение, а любви не имею, нет мне в том никакой пользы»
(1 Кор. 13, 3).

Четвертая Неделя Великого поста посвящена преподобному Иоанну Лествичнику, который почитается Церковью как великий подвижник и автор аскетического творения, называемого «Лествицей». Эта книга на протяжении многих веков служила руководством на пути к духовному совершенствованию, как для монахов, так и для мирян. Об авторе и его произведении, о применении прочитанного в современной христианской жизни читателям нашей газеты рассказал первый проректор Саратовской православной духовной семинарии игумен Варфоломей (Денисов).

Cкрижали Синайской горы

— Отец Варфоломей, кем был преподобный Иоанн Лествичник?

— О жизни этого святого нам известно, к сожалению, совсем немного. Мы знаем, что Иоанн жил в VI веке, что в ранней юности он пришел в Синайский монастырь, где вскоре принял монашеский постриг. На протяжении девятнадцати лет находился в послушании у старца, затем в течение сорока лет пребывал в безмолвии. Пройдя многие этапы монашеского искуса и преуспев в добродетелях, он был возведен в сан игумена и долгие годы начальствовал над монастырской братией. В качестве начальника преподобный Иоанн проявил себя как опытнейший духовный руководитель, что стало известно за пределами Синайского монастыря, и по просьбе монахов соседней обители игумен Иоанн приступил к написанию душеспасительных наставлений, которые назвал «Лествицей».

— В чем ценность этой книги?

— «Лествица» — это выдающийся аскетический труд, который описывает весь путь восхождения человека к Богу. «Лествица», или, говоря современным языком, лестница, состоит из тридцати «ступеней»-глав, восходя по которым, подвижник искореняет в себе страсти и стяжает добродетели. Это универсальная книга, которую использовали не только в монастырях, но и люди, живущие в миру. Другое название этого труда — «Духовные скрижали», по аналогии со скрижалями ветхозаветных заповедей, данных Моисею на горе Синай; там же, где впоследствии располагался Синайский монастырь, и была написана «Лествица».

Преподобный Иоанн много путешествовал по монастырям, общался с монахами, систематизировал полученные знания. Именно этот опыт настоящей подвижнической жизни и сумел обобщить преподобный и систематически изложить в своей книге. В «Лествице» дается большое количество примеров из жизни монахов, на которых разъясняются особенности борьбы с той или иной страстью.

«Лествица» и Великий пост

— Почему именно в период Святой Четыредесятницы Церковь вспоминает жития и труды преподобного Иоанна Лествичника?

— Пост, как известно,— это время сугубого покаяния. В период Святой Четыредесятницы весь строй церковной жизни вводит верующего в спасительную атмосферу покаяния, работы над собой. Это и ограничение сна и пищи, и устранение от всевозможных увеселений; а если говорить о богослужебной стороне Великого поста, то это и чтение Великого покаянного канона преподобного Андрея Критского, и пассия, или служба Страстям Христовым, и коленопреклоненные молитвы, и многое-многое другое. Так вот, попадая в эту атмосферу и приобретя решимость положить исправление своей жизни, человек не найдет для этого более удобного времени, чем Великий пост, и более доступного и универсального труда, чем «Лествица» преподобного Иоанна. «Лествица» — это путеводитель на поприще духовного исправления, этот труд помогает сделать свое покаяние деятельным.

Ступени

— Какая первая из ступеней восхождения человека к Богу?

— Первая глава «Лествицы» называется «Об отречении от жития мирского». То есть следует отсечь все то, что мешает на пути к святости. Для человека, который готовит себя к монашеской жизни, это может быть удаление в монастырь, а для мирянина, которому свойственна забота о семье, о своих близких, отречение от мира будет сводиться к тому, что он по возможности станет удаляться от тех ценностей, которыми живет мир, ведь если он будет жить жаждой обогащения или стремлением к власти, то какой же он христианин?

— А какова вершина этого духовного восхождения?

— Последняя, тридцатая ступень — это любовь. Преподобный Иоанн говорит о том, что тот, кто прошел все ступени духовной лестницы, победил гордыню, леность, чревоугодие, а любви не стяжал, тот трудился тщетно, тот медь звенящая или кимвал звучащий (1 Кор. 13 , 1). «Любовь по качеству своему есть уподобление Богу, сколько того люди могут достигнуть, по действию своему она есть упование души, а по свойству — источник веры, бездна долготерпения, море смирения» (Лествица, слово 30).

Неужели только вверх?

— Правда ли, что по духовной лестнице можно идти только вверх?

— Правда. В духовной жизни, в борьбе со своими страстями существует только один путь — к добродетелям, к Богу. На миниатюрах, иллюстрирующих «Лествицу», изображается как подвижники восходят вверх, и некоторые из них, искушаемые бесами, с самых различных ступеней падают в бездну, которую символически изображает расселина в скале. Как легко уклониться с намеченного пути, думаю, каждый христианин знает по собственному опыту. Стоит на день или два ослабить молитвенное правило, как потом бывает очень трудно его восстановить. Поэтому христианин должен непрестанно трудиться над собой, на каком бы уровне духовного развития он ни находился.

«Лествица» и другие святоотеческие труды

— Какое место занимает «Лествица» в духовной литературе?

— Благодаря своей систематичности «Лествица» с самого начала появления признавалась как одно из лучших произведений духовной литературы. До этого в трудах святых отцов большое внимание уделялось догматическому учению Церкви, а «Лествица» посвящена главным образом борьбе человека со страстями и стяжанию добродетелей. То есть это произведение аскетическое. Да, и до появления «Лествицы» духовная литература знала аскетические труды, но в этих произведениях говорилось об одной или нескольких сторонах христианской жизни, а «Лествица» охватывает все стороны подвижничества: от обращения человека ко Христу до полного избавления от страстей.

— Вы преподаете курс аскетики в Саратовской православной духовной семинарии. Какое место в учебной программе уделяется «Лествице»?

— В семинарский курс аскетики обязательно включается изучение «Лествицы». В течение всего года студенты получают задания по прочтению определенных разделов этого труда и затем усвоенное пересказывается на уроках. Однако это не исключает чтение и других аскетических произведений, а дается как база, как определенный минимум.

— Русское монашество знало эту книгу?

— Конечно. «Лествица», так же, как и другие святоотеческие труды, была переведена с греческого языка и нашла широкое распространение в наших монастырях. Русские монахи видели в этом труде те идеалы святости, к которым стремились. Кроме того, и устав наших монастырей и вообще весь дух русского монашества во многом основывался на восточных монашеских традициях.

Благодаря монастырям — этим центрам духовного просвещения — «Лествица» становится известна и мирянам. Ведь это сейчас к услугам читателей — книги самого различного содержания, журналы, газеты… А наши предки черпали свои знания из духовных произведений — этого чистого источника знаний о Боге, о человеке, о спасении.

Как читать мирянину?

— Как я говорил раньше, «Лествица» написана, прежде всего, для монахов. Поэтому воплотить в обычной мирской жизни все требования этой книги невозможно. Монашеская жизнь во многом отличается от жизни в миру — это разные пути, разная мера подвигов. Также, несмотря на то, что «Лествица» и строго систематизирована, и полна всевозможных жизненных примеров, многое из написанного нелегко для понимания обычного прихожанина. Еще одной особенностью аскетических произведений является то, что церковным Таинствам, в частности — Исповеди и Причастию — уделяется очень мало внимания, а это как раз и должно являться основой жизни христианина, стоять на первом месте. Хорошо, если при храме действует лекторий, на котором и можно было бы изучать «Лествицу», разбирать комментарии к ней, спрашивать совета у священника. Если такой возможности нет, то с рассуждением можно читать самому, также сообразуя прочитанное с советами духовника, и Господь, видя намерение человека исправиться, поможет усвоить прочитанное и пойти по пути истребления своих страстей и стяжания добродетелей. Ведь, несмотря на различие в мере подвигов для монашествующих и мирян, евангельский идеал святости одинаков, а высшей добродетелью для каждого христианина является любовь.

Православие и харизматизм

Невольно сравниваешь свою скудную духовную жизнь с содержательной жизнью Церкви апостольских времён – и хочется полноты духовной жизни; но это желание может принимать нездоровые формы и привести к прелести, – к состоянию, которое сопровождается бесовским обольщением. Можно загореться нездоровыми поисками чудес в своей жизни и найти их в переживаниях во время молитвы и в сбывающихся сновидениях; счесть себя особо облагодатствованным от Бога и не подозревать, что находишься в опасности духовной пагубы.

Это прелесть. Но есть явление, с нею связанное и к ней не сводящееся. Проследим его по Новому Завету. сообщают, как обратился Симон. Он волхвовал среди самарян, творил много чудес. Его принимали за великую силу Божию. Крестился, и его духовность стала смесью язычества с элементами Ветхого и Нового Заветов. Симон с жадностью смотрел на чудесные дары Апостолов и принес им деньги со словами: Дайте и мне власть сию, чтобы тот, на кого я возложу руки, получал Духа. Но Петр ответил ему: Ты помыслил дар Божий получить за деньги <...> покайся в сем. Прелесть Симона вышла из берегов его личной жизни, собрала вокруг него общину. Прелесть вылилась в отправление обрядов, приносящих чудеса. Обрядовер Симон пожелал за деньги приобрести власть творить чудеса Духом Святым. Этот путь стяжания Святого Духа был расценен Апостолами как духовная катастрофа и получил в Церкви именование симония.

В истории христианства встречаются случаи, когда прелесть перестаёт быть уделом одиночки, распространяется на группу; передаётся через технические приёмы от наставника к ученику, то есть организуется в традицию ложного мистического опыта. Эти традиции я буду называть харизматизмом. Харизматизм превращает жажду благодати в идеологию христианских групп потребителей, нацеленных на скорое приобретение сверхъестественных способностей, которые обеспечат здоровье, достаток, уважение, чувство эйфории, знание будущего – так подобные группы понимают благодатные дары. Их получают для комфортной жизни с помощью разных обрядов и психотехник. Апостолами небесные дары понимаются иначе: они умножают любовь к Богу и людям, служат средством общения с Богом и людьми. Поговорим же об истинных духовных дарах.

БЛАГОДАТНОЕ ПРЕЕМСТВО

Апостольская духовность продолжает питать . Век Апостолов не закончился, когда гонения начали эпоху мучеников. Христос предрекал Апостолам благодать мученичества: Когда же поведут предавать вас <...> что дано будет вам в тот час, то и говорите, ибо не вы будете говорить, но Дух Святый (). Апостол Стефан в час мученичества исполнился Духа и созерцал Сына Человеческого одесную Бога Отца (). Мученик (греч.) – это свидетель. Стефан в момент мученичества не просто видел, а приобщился Христу в Его живоносной Смерти, Воскресении и Равнобожественной Славе. Дарованный в Духе опыт он засвидетельствовал мучителям. Итак, духовными преемниками Апостолов являются мученики.

IV веком завершились древние гонения. Приняв имя христиан, недавние язычники по образу жизни оставались язычниками и размывали христианскую общину. Ответом Церкви было монашеское движение – бескровное мученичество тех, кто стремился жить по Евангелию от Апостолов. К непрерывной духовной цепи прибавилось новое звено: апостольство – мученичество – монашество. дал монахам благодать, как у Апостолов и мучеников. Духовное средоточие монашества составляет исихастский подвиг. Влияние его не ограничилось монашествующими; каждый призывается к нему в свою меру. «Христианин должен быть подвижником», – говорит архимандрит . Быть, а не выглядеть.

СТУПЕНИ ДУХОВНОГО ВОСХОЖДЕНИЯ

Путь стяжания Святого Духа проследил преподобный игумен Иоанн в «Лествице», дав образ ступенчатого восхождения от земли до Бога . Харизматисты же ищут быстрого восхождения, идут незаконным путём; пропускают ступень, а то и несколько, что нередко ведёт к духовной гибели. Оттого опытные подвижники останавливали летящего на небо через несколько ступеней. Бывает и другое: искатель духовности прекращает восхождение; переставая восходить, он не остаётся на месте, но скатывается вниз. Ни одна ступень не достигается раз и навсегда, на ней нельзя остановиться, перестав действовать. Поэтому «в идеале нужно как-то знать всю последовательность духовного <...> восхождения от низшего и меньшего к высшему и большему» (архимандрит Софроний).

Промысел Божий ведёт каждого человека своим путём. «Не может быть единой для всех <...> последовательности возрастания. Но это не значит, что нигде нет и общих основ» (архимандрит Софроний). Проследим основные ступени богоуподобления, упростив задачу и не вникая в нюансы. Ступени соответствуют различным образам христианской жизни. Точнее, речь идёт о различных уровнях взаимосообщения между действиями подвижника и действием Бога. Будучи предметом изменчивым, действия (энергии) с трудом поддаются описанию. Говоря ум, аскеты имеют в виду действия ума, а не стационарную сущность ума, удобную для разъяснений. Названием на разных ступенях обозначаются качественно отличные действия. Опасность харизматизма вынуждает нас что-то выяснить про все ступени восхождения. Точно так же соблазны ересей вынуждали православных догматистов объяснять тайну Боговоплощения.

ПЕРВАЯ СТУПЕНЬ – ОБРАЩЕНИЕ К БОГУ И ПОКАЯНИЕ

Начинается всё с поворота: отвращения от греха (до ненависти к нему) и обращения к Богу (до самозабвенной любви к Нему). Жизненный путь переориентируется. Цель жизни видится уже не в достижении мирских целей (власть, удовольствия), а в прямом общении с Богом, обожающим человека до обожения. Первый шаг – «Покаяние есть бесценный дар человечеству» ; дар непереоценимый. «Лучше тот, кто был удостоен видеть самого себя (покаянным самопознанием – д. П. С.), чем кто был удостоен видеть ангелов» (авва Исаак Сирин). Харизматисты же несправедливо сужают покаяние до сожаления о некоторых поступках. В полноте покаяния печаль по утраченному из-за грехов Богу всегда сменяется радостью по освобождающему от грехов и привлекающему к Себе Богу: «Благодать покаяния есть восхищение души к Богу» (архимандрит Софроний).

Покаянием делают первый шаг, и дальше «покаянию на земле нет конца: конец означал бы полноту обожения» (архимандрит Софроний). Бог наделяет кающегося дарами памяти смертной (она стимулирует частую молитву – память Божию) а также чувств сокрушения (составляет ядро покаяния) и страха Божия (изгоняет малодушную боязливость). Покаянием познаётся истина и отвергается прелесть. «Все виды бесовской прелести <...> возникают оттого, что в основание молитвы не положено покаяние» (святитель Игнатий Брянчанинов).

Католическая традиция принижает покаяние, считая сокрушение исключительно радикальным средством (оно стирает даже следы греха), уводит от бытийно значимых практик к психическим установкам. Сокрушение культивируется в самых острых формах, на грани с истериками и неврозами.

ВТОРАЯ И ТРЕТЬЯ СТУПЕНИ – БОРЬБЫ СО СТРАСТЯМИ, БЕЗМОЛВИЕ

Покаяние выводит на непримиримую борьбу со страстями. У брани есть своя стратегия и тактика (см. Лествицу). Основные страсти: чревоугодие, блуд, сребролюбие, печаль, гнев, уныние, тщеславие, гордость, но силу страсти может набрать любой повторяемый грех, ставший жизненной потребностью, второй натурой. Побороть страсть означает побороть себя (вторую натуру) и демоническую силу, разжигающую страсть, чтобы через неё порабощать человека. Бесы маскируются под духовных союзников, и своими силами страсти не одолеть.

Борьба со страстями связана с исполнением заповедей Божиих, она умудряет ум, даёт ему смиренномудрие. Исполнение заповедей исихасты трактуют не в западноевропейских стереотипах: «Воздаяние бывает не добродетели (этический стереотип – д. П. С.) и не труду ради неё (юридический стереотип – д. П. С), но рождающемуся от них смирению. Если же оно утрачено, то первые будут напрасны» (авва Исаак Сирин). Заповедь есть энергия Бога (архимандрит Софроний). Исполнение заповедей ради жизни с Богом в любви (см. ) приводит к смирению перед Богом, в нём – не слабость, а сила для сражения с бесами. Смирением противятся матери грехов – гордости. Бог гордым противится, а «чем больше смиришь себя, тем большие получишь дары от Бога» .

«Вся война идёт за смирение. Враги пали гордостью, и нас влекут в погибель тем же <...> смиренная душа обретает покой) и мир» . Временный покой, затишье после жарких боев невидимой брани обретается на 3-й ступени (греч. «безмолвие»). Безмолвие не значит конец войны; война переходит на другой, прежде недоступный уровень. Безмолвник борется с грехами делом, словом и помышлением. Он очищает ум от помыслов. Греховный помысел не есть мысль, но неотчетливое настроение, побуждение, мелькнувшая картинка... Помыслы могут подсовывать бесы. Подвижник хранит ум от помыслов не собеседованием с помыслом (что опасно), а молитвой к Богу.

Харизматисты предлагают иные пути. В XVI в. протестантизм порождает анабаптистское движение. Его апостолы и пророки ставили своё озарение выше Библии. Духовность обещали после повторного крещения; перекрещивание заняло место духоносного второго крещения, как величали исихасты покаяние. В г. Мюнстере анабаптисты ввели тоталитарный режим. На базаре все пророчествовали, даже дети 7 лет; женщины делали удивительные прыжки. Правила сектантского режима заменяли исполнение заповедей (борьбу со страстями). Боролись не против страстей, а против людей (ср. ). Лжепророк Иоганн Лейденский в гневе отрубил голову женщине, не захотевшей стать его «женой». Остальные «жёны» на казни пели гимн «Слава Богу Всевышнему». Анабаптист Мюнцер исповедывал: «Пророческий дух – ждать видений и доверяться им». Православие судит иначе: из-за хитрости сатаны и нашей неопытности поставлено «законом не принимать никаких видений и не доверяться им» (святитель Феофан Затворник). Лжепророческая ненависть сделала Мюнцера вождём и идеологом Крестьянской войны; вместо мирного безмолвия пролились реки крови. Помянутая война не исключение: войну развязала и харизматистская секта «апостольских братьев» (XIV в.).

ЧЕТВЕРТАЯ СТУПЕНЬ – СВЕДЕНИЕ УМА В СЕРДЦЕ

Временное затишье после невидимой брани неустойчиво, но хранение ума чистым от помыслов готовит безмолвника к получению дара, стабилизирующего духовную жизнь – сведению ума в сердце. Сердцем аскеты называют сердцевину нашей природы, средоточие всех действий человека – волевых, интеллектуальных, эмоциональных, физических. Ум уводится из головы в сердце, уходит с периферии человеческой жизни в центр её. Действие ума становится более направленным.

Усиливается внимание ума, что бесценно; без внимания мертва. На 4-й ступени живая молитва углубляется, хранение ума переходит в хранение сердца от помыслов. Это дар радикального переустройства человека, поэтому его именуют экстазом (исступлением). Ум, оставляя трудноуправляемый поток сознания, молитвой ступает за обычные пределы, но не в состояние безумного исступления, а в сердце.

Есть харизматистская альтернатива 4-й ступени; последователи Монтана (II в.) считали Церковь общиной душевных людей. Знаменитый апологет Тертуллиан принял соблазн и стал расколоучителем. Раскольники (духовные) устрожали церковные правила о второбрачии и постах (стояниях). Возглавляли их лжепророки, впадавшие в безумный экстаз. Так получалось откровение «духа», которое ставили на порядок выше Евангелия. Открывались им и наступление конца времен, и размеры молитвенных покрывал. Монтанистов принимали в Церковь через крещение, как язычников. Секта исчезла в VIII в., пережив неосуществление пророчеств о скором Пришествии. Монтан и многие сектанты кончили самоубийством . Экстаз монтанистов типичен для язычества (шаманизм и пр.); при Апостолах не было умоисступлённых пророков . За отход от апостольской традиции монтанисты поплатились кровью: прелесть экстаза среди наслаждения (в откровениях «духа») порой разоблачается и даёт горечь, та вызывает отчаяние, «отчаяние обращается в умоисступление и увенчивается самоубийством» (святитель Игнатий Брянчанинов).

ПЯТАЯ СТУПЕНЬ – НЕПРЕСТАННАЯ МОЛИТВА

На середине пути восхождения экстаз сведённого в сердце ума преображает молитву и, если благословит, человек исполняет апостольскую заповедь: непрестанно молитесь (). На 5-й ступени ум непрестанно стоит в сердце, молясь. Образуется устойчивое взаимодействие внимания и молитвы. Такое взаимодействие служит подвижнику при восхождении двигателем.

Вместе с монашеством возникла псевдомонашеская ересь духовных христиан мессалиан, то есть молящихся . Харизматисты верили: все люди одержимы, бес не изгоняется Таинствами, только молитвой и подвигом. А исихаст бежит из мира страстей, а не от людей, не от Церкви. И Таинства Церкви и подвиги! приобщают благодати; Таинствами благодать приходит; подвижничество готовит сердце к её принятию и после хранит благодать .

Среди ревивалистов объявлялись пророки. На собраниях ревивалистов не допускали алкоголя, карт; боролись с бесконечными случаями блуда. Опытный пастор-организатор замечает тут сложность: «Религиозная страсть заключает в себе все другие страсти; вы не можете возбудить первую, не расшевелив вместе с тем и других» . Связь с блудной страстью обнажает корни прелести у ревивалистов: «Второй образ прелести <...> начало своё имеет <...> в сладострастии <...> прельщённый берётся пророчествовать <...> Бес непотребства <...> сводит их с ума, мечтательно представляя им некоторых святых, давая слышать слова их и видеть лица» .

В некоторых общинах со временем ослабел дух экзальтации, взвинченный на волне ревивализма . Тогда огорчённые рутинной религиозностью методисты в середине XIX в. подняли ещё одну волну харизматизма (движение святости). Ставку делали на разработанные ревивализмом техники по проведению кэмп-митингов, в основу легло учение Уэсли об освящении. Харизматисты убеждали, что освящение мгновенно достижимо через переживание кризиса.

Ф. Палмер учил: освящением уничтожаются греховные пожелания, это совершенство в любви, хотя освящением не прекращается борьба против мирских стереотипов поведения. Отдельные «святые» переживали освящение как «личную Пятидесятницу – крещение Духом Святым» и говорили языками, но такие дела не приветствовались. Зато именно они при начале XX в. вызвали волну пятидесятничества.

МНИМОБЛАГОДАТНОЕ ПРЕЕМСТВО

Методист Ч. Пархем, прошедший ревивалистов и «Крещённую огнём ассоциацию святости», дал старт пятидесятническому движению. Оно предложило всем ступени восхождения к дарам Пятидесятницы: 1. Рождение свыше: кающийся признаёт Христа личным Спасителем, очищается от грехов и вступает в общину, добрую совесть (соблюдать запреты на алкоголь, табак, косметику, декольте, кино...), принимает водное крещение и внутреннее свидетельство Духа о спасении. 2. Крещение Духом утверждается знамениями (обычно говорением языками). 1-ю и 2-ю ступени может разделять от секунды до десятилетия.

Утвердив знамения при «крещении Духом» как общеобязательную традицию, пятидесятники сделали роковой шаг. «Желающие совершать знамения, желают этого по плотскому разгорячению, по увлечению непонимаемыми ими страстями, хотя, может быть, и представляется им, что они руководствуются ревностью к делу Божию. В таком же состоянии самообольщения и разгорячения находятся и те, которые хотят видеть знамения» «святитель Игнатий). Прелесть на почве самомнения и тщеславия гарантированы каждому участнику такого движения несмотря на внешне апостольские знамения языков и исцелений.

Апостол Павел устанавливает правила для говорящих языками, значит, они управляли собой во время говорения. Сами они понимали, о чём говорили, поскольку назидались (). Итак, «неверно, будто говорившие на чужих языках находились в это время в умоисступлении или экстазе» (святитель Феофан затворник). Но говорение языками у пятидесятников экстатично (к нему относится всё, что выше было изложено про экстазы). У Апостолов дар языков помогал проповедовать иностранцам. В IV в. авва Пимен по дару назидал иноземцев на языке, которому не учился (Достопамятные сказания... С. 158). Харизматисты-миссионеры, говорящие языками, нанимают переводчиков.

С помощью психотехник культивируется «Личная Пятидесятница». Собрание молится на языках о «крещении Духом» кандидата. Он пытается подражать окружающим или просто повторяет: ля-ля-ля-ля. Если у него получается – чудо состоялось. «Крещение Духом» осуществляется приёмами, сходными с околохристианским движением спиритизма (для вызова духов умерших собранию нужна пассивность, единодушие, магический круг, особая атмосфера за счёт суггестивной музыки). Двойник и ровесник пятидесятничества – рейки (продукт японского двоеверия, популярный в движении Нью эйдж). Мастер рейки возлагает руки на больного (как Апостолы) и призывает силу рей (она же «Святой Дух», индусская прана, даосская ци). Совершается духовное исцеление.

Пятидесятническое движение сформировало пару сотен сект. Среди них есть явные отступники от христианства. Они вовсе не утратили «даров» харизматизма, потому что «дары» эти -нехристианские . Пятидесятническая волна создала традицию получения чуда, чем была запущена цепная реакция харизматизма. В Корее сочетались языческие (шаманистские) способы общаться с духами и завозной харизматизм миссионеров. Эту межрелигиозную мешанину объединяет общий дух мистицизма. Треть христиан в Южной Корее даже толерантные протестанты считают сектантами. Столичный город Сеул слывёт за «Мекку харизматов». Пришло время повествования о «харизматах».

КАК ХАРИЗМАТИЗМ СТАЛ ДОСТОЯНИЕМ МАСС

Священник-англичанин Д. Беннет у пятидесятников «крестился Духом» и в 1960 запустил неопятидесятническую волну. Это «харизматическое движение обновления» направилось во все христианские общины, дабы сообщить им дары (греч.), о которых читаем в . По наблюдению отца , «харизматы» духовно разрушили англиканство. Отметим, что их впустили к себе англиканские консерваторы, а не либералы. Несколько миллионов католиков США неопятидесятничают. Волна признана на уровне Ватикана одним из основных движений мирян. Не обошла она стороной и нас; уже через несколько лет после своего возникновения

«харизматы» вовсю молились о православных, чтобы «Дух охватил эту так же, как он охватил католическую». И получали «на языках» «пророчества», что это сбудется. Часто для миссии неопятидесятников «обновить Духом» христианскую общину нужнее, чем присоединить её к своей секте.

У пятидесятников чудотворчество стало традицией, неопятидесятники поставили чудотворение на конвейер. Пятидесятнический журнал «Примиритель» по этому случаю обвиняет неопятидесятников в искании «легкого, сокращённого пути к духовной радости, порождающей гордость». Что ж? Дух времени сокращает сроки духовного восхождения. Когда по молитве

Р. Боннке «Духом крестилось» разом 5 тыс. человек, «Господь» ему пояснил: «Время серпов прошло, ныне наступило время комбайнов!». На побелевшие христианские нивы вышли комбайны, оснащённые необычными дарами, в том числе различением духов – даром, который охранял бы их от прелести, если бы Господь его дал .

«Харизматы», в отличие от пятидесятников, не связывают жёстко «крещение Духом» с говорением на языках. В некоторых общинах говорение (глоссолалия) даже оказалось под запретом. Его отсутствие компенсировано «духовными исцелениями», вышедшими на передовые позиции с конца XIX в. Однако у большинства неопятидесятников языки остаются в арсенале. «Говорение на языках – это речь Святого Духа <...> В своей молитвенной жизни более 60% от общего времени я молюсь на языках. Я молюсь на языках во сне». Этим Й. Чо показывает, что говорение языками – харизматистский аналог не только исихастского экстаза, но и непрестанной молитвы.

Чо лёгким путём идёт к непрестанной духовной жизни: «Сны и видения – это язык Святого Духа. Если этим языком не владеешь, то плод принести невозможно. Святой Дух желает говорить с нами, но без снов и видений Он этого сделать не может». А ведь гадание по снам – одно из самых трудно изживаемых христианами языческих занятий. Первые ступени восхождения не позволяют принимать опыт сна: «У тех только бывают истинные во сне видения <...> которых ум благодатию <...> свободен от всякого давления со стороны страстей и от рабства им» (преподобный Симеон Новый Богослов).

Даже монаха, воспитанного на православной аскезе, Лествичник остерегает: «Не стремись к видению не во время видения». А монаха, обращённого в Православие, воспитанного на католическом визионерстве, духовник умоляет «не стремиться к видению (и созерцанию ), даже во время видения. Есть только одно созерцание и видение, к которому должно стремиться всесильно, это – видение греха своего <...> подразумевается раскаяние в увиденном грехе» (архимандрит Софроний).

Желающего видеть Господа святитель Игнатий Брянчанинов предупреждает: «Хранись от мечтательности, которая может тебе представить, что ты видишь Господа <...> Это пагубное самообольщение! Исполняй заповеди Господа – и чудным образом увидишь Господа в себе, в своих свойствах <...> Апостол Павел <...> требовал этого видения от христиан; тех, которые его не имели, называл не достигшими состояния должного».

У «харизматов» место конфессионализма занимает мистицизм, однако это не уберегло их от порождения множества тоталитарных псевдохристианских сект .

ДОСТУПНЕЕ НЕ БЫВАЕТ

Поначалу у «харизматов» очень чувствовались пятидесятнические духовные корни. Потом энтузиазма поубавилось; на первый план вышли заботы о создании себе репутации протестантских ортодоксов. В конце 70-х волна неопятидесятничества стала опадать; вслед ей поднялась «Третья волна Святого Духа». Она связана с католиком Дж. Уимбером, который у квакеров заговорил языками, а потом собрал свою общину. В 81-м она дружно упала на пол по молитве некоего человека. Уимбер понял, что групповым «покоем в Духе» начался новый этап: «Вместо обучения одних только евангелистов, проповедников-исцелителей (пасторов, как было у пятидесятников – д. П. С.) или же руководителей кружков (активных прихожан, как было у неопятидесятников – д. П. С.) в третьей волне силой Святого Духа для <...> евангелизации и божественного исцеления облекаются все христиане». То есть все дары принадлежат группе и отныне находятся в распоряжении каждого.

Последняя волна скоординировала неопятидесятников, устранив разделения за счёт плюралистического принципа, допускающего сосуществование альтернатив: и то, и другое законно. Волна нацелена на харизматизацию не принявших как следует предыдущие две волны, и действует она знамениями с позиции силы: «Пауэр-ивэнджелисм является самопроизвольным, внушённым Духом властным изложением Евангелия. Этому изложению предшествуют и способствуют видимые знаки присутствия Божия» (Уимбер). Пауэр-ивэнджелисм переключает акцент Евангельской проповеди со слова на знамение, чем подрывает основы христианства: ведь у Апостолов «знамения свидетельствовали о силе и значении слова. Существенный деятель – слово <...> Слово действует непосредственно на ум и сердце; знамения действуют на ум и сердце посредством телесных чувств». На чувства плотского человека и ориентирован харизматизм. У духовного человека знамение не на первом плане: «Когда действуют вместе и слово и знамения; тогда действие знамений остаётся как бы непримеченным». Евангелие сообщает нам: «На Никодима подействовали знамения, и он признал в Господе лишь учителя <...> На апостола Петра подействовало слово, и он исповедал Господа Христом» (святитель Игнатий Брянчанинов).

Духовное восхождение по Уимберу: 1. Возрождение через покаяние, прощение и получение Духа (цитируется Уэсли). 2. Возрастание в вере со временем уподобляет Христу тех, кто следует Его примеру. «Мы должны стать как Иисус <...> в этой жизни <...> образ действия Христа (включая знамения и чудеса) должен стать составной частью нормальной жизни». Уимбер признает: «Большая часть <...> говорящих на языках мне не нравилась». Их характеры не пускают других «в поле действия Духа». Он советует им «школу характера, в которой плод духа растёт до зрелости». Зрелый выпускник честен, трудолюбив, делится деньгами, избегает клеветы, регулярно молится, «вы и я должны научиться принимать и горькие вещи, которые посылает нам Бог».

Пауэр-ивэнджелисты ещё не добрались до этических подступов к началу аскезы, если верить вдохновлённому монтанизмом Уимберу. По Лествичнику же, зрелый аскет – не выпускник школы характера с её уроками ежедневной молитвы, укрощения тяги к деньгам и сплетням, а восшедший через «докторантуру» характера до непрестанной молитвы и освобождения от страстей сребролюбия (не щадит и тела своего), гнева (одинаково принимает злословие и славословие), уныния (в утеснении считает себя имеющим отраду)... Зрелость бесстрастия даёт прямое водительство Божие в делах и помышлениях и подводит к мистике.

Уимбер же вручает этические прописи мистикам. Он не берёт под сомнение их дары, но объясняет условия прибавки даров, чтобы сравняться с Христом. Дары молитвы на языках харизматисты именуют ангельскими языками, но ангельской молитвы не достичь без исихастской борьбы со страстями. Мнимые собеседники ангелов к ней и не приступали.

ФАБРИКИ ЛОЖНЫХ ЧУДЕС

Современный харизматизм превратился в корпорацию по массовому производству чудотворений. На стадионах и площадях собираются многотысячные толпы представителей разных волн и движений, сект и конфессий для встречи с потоком сверхъестественных даров, чтобы взять из него, какие кому нужны. Кто-то приходит за дарами «святого смеха» или «молитвы родовых мук». Кто-то тут на повышенных тонах может «говорить смешанными языками» досыта. Кто-то спокойно «поёт на языках». Кто-то приходит за «божественным исцелением» от неизлечимой хвори. Кто-то по поводу своей проблемы ждёт от пастора «слово знания» (ясновидения) . Из кого-то «изгоняют бесов», и не только из умоисступлённых. Из прогоревших бизнесменов «изгоняют духа бедности».

Получатели и свидетели чуда приносят «жертву хлопками» (аплодисменты) и совершают «танцы во славу Бога». Тут в ходу превращение молитвы в языческое заклинание: назови, потребуй, получай! Это лишает молитву двух из трех её оснований (благоговение, покаяние, внимание), а покаянное смиренномудрие объявляется врагом духовности: «Самым тяжким грехом является мысль <...> «Я не достоин (Божьего усыновления – д. П. С.)"" (Р. Шуллер). Тут поощряют самомнение. Пастору Чо «Святой Дух постоянно повторял: «Ты – дитя Царя <...> Поступай, как большой босс"". Р. Боннке от «духа» услышал: «Мои слова в устах твоих обладают той же властью, что и в устах моих». Так ему был выдан патент на всемогущество. Собрания харизматистов культивируют языческое самопоклонство.

Современный исследователь В. Бюне связывает дары, подобные описанным, с (пара)психологическими приёмами снятия стрессов.

Сейчас принято оперировать понятием стиль жизни , которое, как правило, сводится к совокупности дорогостоящих, но настоятельно рекомендуемых рекламой удовольствий и приспособлений для получения этих удовольствий. Если же попытаться обнаружить то общее, что свойственно всем навязываемым разновидностям стиля жизни, то, пожалуй (за исключением тех видов чревоугодия, которые близятся к гортанобесию), объединяет их спешка . Очень хочется выучить английский за 59 часов (рань­ше реклама обещала 60, но “рынок диктует”), что невозможно, и без всяких усилий мгновенно сбросить половину веса и уже никогда не набирать, чего также не бывает, и разом исцелиться от всех болезней… и вмиг очистить не только тело, но и душу, - раз и навсегда.

Мгновенное очищение души обещают не только целители, но и “духовные” руководители многочисленных сект, оккультных или возводящих себя к протестантизму, но отошедших от него настолько далеко, что их христианский характер становится сомнительным, если не отрицается несомненно. Их успех отчасти объясняется именно тем, что они идут в ногу с веком сим - и идут, торопясь изо всех сил; и общий их девиз - быстро и окончательно .

Между тем православное понимание возрастания души, очищения ее от греховности ради вечного спасения в Боге основывается на принципе постепенности (об этом свидетельствует и сам термин, исходящий из представления о росте как процессе природном и медленном) и определяется как путь (а не скачок), как восхождение , то есть движение вверх, сопряженное с усилием, необходимым для преодоления силы тяготения, естественным образом влекущей вниз, - ибо Царство Небесное силою берется, и употребляющие усилие восхищают его (Мф 11:12; ср. Лк 16:16). Собрание духовных руководств носит название Лествица . Преподобный Иоанн выработал аскетическую систему, основанную на принципе умеренности: он был против сужения круга дозволяемой пищи, но советовал ограничивать в разумных пределах ее количество, и не проводил ночи напролет в бодрствовании, поскольку это может привести к повреждению ума, но спал не дольше, чем необходимо для поддержания сил, и не на голой земле, а на скромной постели. Преподобный говорил, что главный аскетический подвиг - это смирение перед Господом. Аскетика преподобного Иоанна Лествичника - хороший пример того срединного, царского пути , придерживаться которого всегда советуют святые Отцы.

При этом “умеренная” аскеза преподобного Иоанна Лествичника наверняка показалась бы непосильной для многих и многих: 40 лет в пустыне, в безмолвии и посте. Как же так, - может спросить скептик, - выходит, Преподобный говорит не то, что делает? - Очевидно, полезно задать иной, простой вопрос: каково основание христианской аскезы? - и просто на него ответить: это - мера любви ко Господу.

Любовь не терпит принуждения, ее нельзя вызвать искусственно, нельзя и симулировать. Вся любовь - в Боге, вся она - от Бога, и Он дает ее просящему в такой мере, в какой тот может вместить. Именно поэтому основа аскезы - в смирении: Бог гордым противится, а смиренным дает благодать (Иак 4:6; 1 Пет 5:5). Любовь Преподобного была такова, что его аскеза в масштабе этой любви представлялась ему умеренной. Не имеющий же любви Божией или имеющей ее лишь в зачатке напрасно будет изнурять себя постом и молитвенными подвигами, если не смирится изначально. А Божие величие таково, и любовь Его так безгранична, что и смирению человеческому вряд ли можно определить предел, и любви всегда недостает.

По свидетельству духовно опытных людей, путь восхождения, как правило, длится десятилетиями и никогда не может считаться пройденным вполне и до конца; с другой стороны, духовники свидетельствуют, что как враг рода человеческого никогда не устает нападать, так и душа способна к возрастанию буквально до последних минут жизни. Вспомним, как сосредоточенно молятся об оставлении грехов великие подвижники; будем иметь в виду и частное высказывание одного из величайших православных проповедников ХХ века, сделанное им в возрасте, который принято определять как “далеко за семьдесят”: “Теперь я иногда чувствую, что, может быть, из меня еще и получится отчасти хоть какой-то христианин”.

Такая самооценка, такое понимание своего пути объясняются тем, что при возрастании духовного опыта возрастает и понимание меры греховности, отделяющей человека от Бога, и возрастает любовь к Богу, жажда богообщения. Не случайно у многих, чья духовная жизнь только начинается, большие затруднения вызывает исповедь, и далеко не всегда потому что стыдно в чем-то признаваться, а потому что непонятно, в чем каяться, нет видения своей греховности, нет самоукорения - и очень хочется усмотреть во всех своих неприятностях, внешних и внутренних, козни окружающих, а в лучшем случае - роковое стечение обстоятельств. А человек, приобретший навык покаянного рассмотрения своей жизни, всегда способен увидеть, в чем он уклоняется от заповедей, и всегда готов просить Господа простить его и освободить от греховных привычек.

Лестница состоит из ступеней - степеней , - и восхождение по ней происходит постепенно . Пытаясь перескочить несколько ступеней, смельчак рискует скатиться назад, к самому основанию. Так бывает и в духовной жизни: решив разом покончить с делом возрастания (при этом подразумевается, что до полного духовного совершенства и остается-то самая чуточка), человек рьяно приступает к самочинно составленной программе усовершенствования. Кончается это провалом: унынием, отчаянием, разочарованием, - а бывает, что и отходом от веры. Поэтому постепенность духовного восхождения - один из показателей того, что душа действительно восходит, а не мятется, не мечется.

Ступени нашей жизни - дни, и самое печальное в безграмотном понимании церковнославянского слова довлеть ‘быть достаточным’ как русского глагола давить состоит в том, что без внимания остаются замечательные слова Писания Довлеет дневи злоба его (Мф 6:34; Синод. перевод Довольно для каждого дня своей заботы ). И сугубого внимания достоин тот факт, что великие подвижники молитвенного делания, преподобные Оптинские старцы, оставили нам в наследство молитву, в которой испрашивается милость и помощь Божия на один - сегодняшний! - день. А о каких простых вещах там говорится: не огорчаться и не огорчать, не обижаться и не обижать…

А ведь мы далеко не всегда в достаточной степени понимаем, что обычное добропорядочное поведение, ровное, приветливое отношение к окружающим, простая аккуратность в быту и добросовестность в работе - это добродетели, имеющие самое непосредственное отношение к духовному возрастанию; как-то проскальзывают мимо сознания слова из притчи о талантах: Хорошо, добрый и верный раб! в малом ты был верен, над многим тебя поставлю; войди в радость господина твоего (Мф 25:21; 25:23; ср. Лк 19:17). Но всякая Евангельская притча имеет прежде всего буквальный смысл, от которого она возводит (но не уводит) читающего или слушающего к смыслу духовному. В этом соотношении кроется и “обратный ход”: только духовное понимание человеческой жизни и деятельности превращает повседневную аккуратность и добросовестность в духовное делание, иначе гордыня берет свое и придает этим свойствам черты мелочности и самопревозношения.

В одном из предыдущих номеров журнала мы писали о том, что стяжанию высоких духовных добродетелей препятствует отсутствие навыка в добродетелях, так сказать, практических. На этот раз обратимся к тем случаям, когда торопливое стремление к “совершенству” мешает правильно понимать учение Церкви и ведет к искажению личности и жизни, которое тем опаснее, что вовсе не осознается как грех и даже причисляется к достоинствам.

Рабство и сыновство

Слова Евангелия (Мф 25:21) открывают тему, очень существенную для формирования христианского сознания: как соотносятся понятия рабов Божиих и входящих в радость , о которых сказано Апостолом уже не раб, но сын (Гал 4:7)? В Новом Завете прослеживаются некоторые уровни духовного состояния человека, которые мы вполне можем определить как ступени: падший человек - раб греха (напр., Рим 6:17,20), обратившийся к Богу - раб Божий, раб Христов , праведник - сын Божий .

Тексты Священного Писания предоставляют возможность убедиться в том, что состояние раба Божия отнюдь не позорно (Отроком Господним, то есть по значению слова слугой , называется и Мессия, ср. Лк 1:54); просто вхождение в сыновство обозначает иную ступень в связи человека с его Творцом и Господом. Это было совершенно прозрачным понятием для Ближнего Востока времен написания Библии, потому что там верные рабы подлежали усыновлению, что, однако, подразумевало, что они продолжают оказывать бывшему господину, а ныне отцу все подобающее послушание. Глубину покаяния блудного сына подчеркивает то, что он слагает с себя статус сына и готов добровольно стать слугой (Лк 15:18–19).

Тем не менее подчас очень хочется “проскочить” ступень рабства и причислить себя к числу сынов. При этом никак не принимается во внимание, что сын Божий - это тот, кто достоин принять Богосыновство, уподобляясь в этом Христу, Который ради того, чтобы восстановить изначальную связь между человеком и Творцом, принял на Себя подвиг Воплощения, страдания и крестную смерть. Правда, иногда можно встретить того, кто утверждает, что достиг всей возможной праведности, но это уже не имеет никакого отношения к христианству. И еще одна важная вещь следует из высокого достоинства сынов: высочайшая ответственность и готовность следовать за Христом в Его страданиях: в мире будете иметь скорбь (Ин 16:33).

С предельной ясностью говорит о мере послушания сынов и об испытаниях их верности апостол Павел, слова которого нужно привести достаточно пространно, хотя и не полностью:

Вы еще не до крови сражались, подвизаясь против греха, и забыли утешение, которое предлагается вам, как сынам: сын мой! не пренебрегай наказания Господня, и не унывай, когда Он обличает тебя. Ибо Господь, кого любит, того наказывает; бьет же всякого сына, которого принимает. Если вы терпите наказание, то Бог поступает с вами, как с сынами (Евр 12:4–7).

Слова Писания позволяют убедиться в том, что с притязанием на статус Богосыновства спешить непозволительно; для этого следует утвердиться в опыте смирения и послушания. Но не менее ответственно и пребывание в числе рабов Божиих, о чем свидетельствуют слова Евангелиста: когда исполните всё повеленное вам, говорите: мы рабы ничего не стоящие, потому что сделали, что должны были сделать (Лк 17:10).

А кто из нас с легким сердцем может утверждать, что исполняет всё повеленное ? Всё - понятие всеобъемлющее, которое охватывает не только жизнь в Церкви, но и поведение в быту, и отношение к ближним. Допустим, сравнительно нетрудно, как кажется, при подготовке к причащению следовать установленным Церковью правилам, - но все ли их полностью выполняют? И действительно ли каждый из нас перед тем, как приступить к таинству, примиряется со всеми, с кем подобает, - не только просит прощения у тех, кого обидел, но и сам прощает обидчиков, в том числе и тех, от кого претерпел достаточно серьезно? И действительно ли мы, принося покаяние перед Господом, исполнены твердой, несокрушимой решимости оставить грех?

На все эти вопросы по чистой совести следует ответить отрицательно, и не просто потому, что это случайные досадные упущения: ведь не зря тексты, которые Церковь рекомендует нам прочесть - и принять - перед причащением, содержат сло­ва о том, что причащаемся мы недостойно и получаем благодать не по своей добродетели, а в силу неисчерпаемой, непредставимой милости Божией. Последнее указание на наше недостоинство (точнее - призыв еще раз его прочувствовать) и на милость Божию слышится в возгласе Святая святым : те, кто очищен в таинстве покаяния (святые ) сподобляются услышать высокую истину (святая ), состоящую в том, что Един Свят …

Но очень важно для возрастания и отношение к той сфере нашей жизни, которой те, кто тороплив, считают возможным просто-напросто пренебречь в своем плане духовного совершенства. Речь пойдет о той работе, за которую мы, миряне, получаем зарплату. Всегда ли эта работа выполняется перед Лицом Божиим, - а ведь именно перед Его Лицом должно проходить все наше существование по примеру ветхозаветных праотцев (ср., напр., Быт 5:24; 6:9; 17:1; 24:40; 48:15; 3 Цар 2:4; 3:6; 8:23; 4 Цар 20:3; Пс 114:8; Мих 6:8). Всегда ли христиане понимают, что для них профессиональное совершенство, квалификация - это не вопрос личного престижа, а мера их апостольского служения? И что добросовестность является неотъемлемой частью профессионализма, потому что даже если человек одарен, образован, отлично разбирается в приемах мастерства в своей работе, но пренебрегает ими, то он плохой работник и достоин порицания?

Конечно, здесь может последовать вполне разумное возражение: а если работа не по душе? - Что же, это вполне возможно, и тогда нам следует сделать выбор, предварительно уяснив себе, что этот выбор - непременное свойство нашего мира, в котором довольно основательно расходятся работа и заработок. Так чего же мы хотим - такой работы, которая была бы совместима с христианским деланием, приносила бы пользу людям, или такой, которая давала бы нам средства к существованию на том уровне достатка, который мы считаем для себя необходимым?

И тот и другой путь для христианина возможен, лишь бы во втором случае не приходилось участвовать в делах недостойных или криминальных. Но этот выбор определяет наше поведение. Допустим, человек, на котором лежит обязанность содержать семью, работает ведущим сотрудником крупной фирмы, - вряд ли его работодатели будут счастливы, обнаружив, что он на рабочем месте погружается в чтение “Добротолюбия”; библиотекарше же это не противопоказано. Означает ли это, что низкооплачиваемые работники спасутся скорее и надежнее, чем те, которые получают за свой труд достаточное вознаграждение? - Вовсе нет, потому что путь один: смирение, но проявления этого смирения могут быть разными. Правда, жизнь показывает, что притча о лепте вдовицы (Мк 12:41–44; Лк 21:1–4) продолжает быть актуальной и в наши дни, равно как и утверждение о том, что трудно имеющим богатство войти в Царствие Божие (Мк 10:23; Лк 18:24). Но Евангелие - книга мужества и бодрости, и не случайно оно дает нам примеры покаяния мытарей, то есть сотрудников налоговой полиции (ср., напр. Лк 18:10–14; 19:2–9 и многочисленные упоминания), и говорит о покаянии у креста Христова не только разбойника, но и центуриона, распоряжавшегося казнью (Лк 23:40–43,47).

Заметим, что при этом в притчах не говорится о покаявшихся фарисеях, потому что главная беда фарисеев именно в том, что они считают себя праведными и не видят предмета покаяния - своего греха. Однако в самой Евангельской истории раскаявшиеся фарисеи встречаются: Никодим (Ин 3:1; 7:41–52), апостол Павел (Деян 23:6; 26:5; Флп 3:5). В синедрионе Апостолов защищал уважаемый народом ученый фарисей Гамалиил (Деян 5:33–39), учитель апостола Павла. Очевидно, фарисеями были и праведный Иосиф из Аримафеи (см. Мк 15:43; Лк 23:50), и начальник синагоги, дочь которого воскресил Спаситель (Мф 9:18–26).

В Евангелии от Луки рассказывается о фарисеях, которые приглашают Христа к себе на трапезу (Лк 11:37–54; 7:36–50). Первый из них, Симон, усомнился в Спасителе, потому что счел, что тот не знает, что за женщина омывает Его ноги слезами и миром - и получил в укорение притчу о двух должниках; говоря же о прощенной грешнице, Христос коснулся того, с какими нарушениями правил гостеприимства Он столкнулся в доме фарисея. Второй же из “странноприимных” фарисеев, едва приступили к трапезе, тут же сделал Спасителю замечание за несоблюдение ритуала; в ответ Господь произносит слова обличения в адрес фарисеев и книжников.

Как непохоже поведение этих фарисеев, в своем самопревозношении нарушающих законы гостеприимства, судящих скоро и свысока, на действенное покаяние мытаря Закхея, принимающего у себя Христа (Лк 19:1–10) и получившего Его благословение!

Тем самым перед нами - еще одна Евангельская параллель мытаря и фарисея. Кстати, смиренный мытарь и не посмел позвать к Себе Господа, а только хотел взглянуть на Него и ради этого, забыв про возраст и положение, полез на дерево, как мальчишка - и Господь Сам пришел к нему. Cущественно, что тем самым подчеркивается последовательность линии поведения как в храме (перед Богом), так и в доме (перед ближними); кающийся перед Богом кается и перед людьми, гордый пред Богом и перед людьми проявляет гордыню. Параллель храма и дома, Бога и ближнего замыкается очень выразительно: Человек, Которому сделал замечание фарисей, - это Бог.

Возвращаясь к нашей основной теме, отметим, что пренебрежение “простыми” обязанностями ради обязанностей “ду­хов­­ных” - фарисейский грех. А так ли хорошо при этом выполняются те обязанности, которые прямо предписываются Церковью? Обратимся к наблюдениям такого деятельного пастыря и проницательного духовника, как протоиерей Глеб Каледа, настолько важным, что их необходимо привести полностью:

«…как ни печально, в деле милосердия часто приходится сталкиваться со специфическим “православным эгоизмом”.

Некоторые больницы просто взывают о помощи к Православной Церкви. Организаторы православного милосердия отмечают, что часто легче привлечь людей с добрым сердцем, но почти неверующих, или неофитов, недавно крещенных и воцерковляющихся, чем так называемых церковных православных людей. От последних сплошь и рядом на просьбу прийти и помочь можно услышать жесткий и твердый отказ: “в этот день у нас служба в храме”, “это праздник - нельзя работать”, “в этот день у нас в храме служит мой батюшка”, “тогда в таком-то храме престольный праздник с архиерейским богослужением” и так далее. Даже договорившись, человек может не прийти: “а я забыла, что служит мой батюшка - должна была быть на его службе”. Невоцерковленные неофиты и люди с добрым сердцем такие номера не выкидывают и в отличие от некоторых православных держат свои обещания.

Послушаешь таких православных и невольно начинаешь думать, что нельзя организовывать православные больницы, православные детские приюты, ибо в воскресные и праздничные дни в них просто некому будет дежурить и работать. Такие настроения и такой “православный эгоизм” отталкивают от Церкви пытающихся в нее войти и бросают их в объятия сектантов».

Налицо разительный пример того, что должно быть хорошо нам известно: единичного греха не бывает. Небрежность в работе растлевает душу, порождает необязательность в отношениях с ближними; привычка к небрежению мало-помалу может распространяться и на духовное делание, поскольку имеет место заблуждение в самооценке.

Так не лучше ли, не полезней ли, признавая себя несовершенным негодным рабом, стараться делать все, включая и самое простое (с которого и следует начинать), и не искать себе награды даже в собственных мыслях, во внутренней самооценке, - по духу и букве начала притчи о званых и избранных: всякий возвышающий сам себя унижен будет, а унижающий себя возвысится (Лк 14:11, ср. Мф 23:12)?

О душевном и духовном

Среди людей молодых по возрасту или недостаточно духовно опытных подчас можно услышать о необходимости отринуть все душевное и предаться исключительно сфере духовной. При этом говорится даже, что апостол Павел якобы “ве­лел” убивать все душевное.

Можно предположить, что это странное воззрение исходит из слов сеется тело душевное, восстает тело духовное (1 Кор 15:44). Но при ближайшем рассмотрении данного текста становится совершенно очевидным, что при таком понимании игнорируются (помимо самого Евангельского духа) по меньшей мере два аспекта. Во-первых, слова эти относятся к всеобщему воскресению, к жизни будущего века, как может убедиться каждый, кто заглянет в текст. Во-вторых, сеять вовсе не значит ‘убивать’; напротив, семя - это символ, обетование зарождения будущей жизни, более могучей и прекрасной, нежели оно само, - достаточно вспомнить притчу о горчичном зерне (Мф 13:31; Лк 13:19). Но при этом из семени розы вырастет роза, из семени плевела - плевел; генетическая закономерность и последовательность тоже входят в значение символа сеяния.

Нелишним будет упомянуть и о том, что апостол Павел (как и другие Апостолы) употреблял слова душа и дух не вполне терминологично и не совсем в том значении, которое придается этим словам в учении о трехчастном составе человека. Очевидно, более адекватное понимание данных слов Апостола скорее таково: по воскресении праведных преумножаются и расцветают их добродетели, приобретая невиданные в падшем мире свойства и масштабы. Наша земная задача - стяжать душевные добродетели ради того, чтобы в Царстве Небесном они преобразовались в нетленные духовные добродетели.

Можно вспомнить о том, насколько свойственны были душевные движения Господу нашему Иисусу Христу, совершенному Богу и совершенному Человеку, во время Его земной жизни: Спаситель мог негодовать (знаменитое отойди от Меня, сатана , см. Мф 16:23), гневно порицать (обличения фарисеев, изгнание торгующих из храма, см. Мф 21:12–13; Мк 11:15–17, проклятие смоковницы, см. Мф 21:19–20; Мк 11:12–14,20–21) и, что для нашего рассмотрения очень важно, скорбеть (просле­зил­ся , см. Ин 11:35), сострадая. А разговор Христа с самарянкой (Ин 4:4–42)? Сколько здесь теплоты, задушевности, снисходительности, - душевных качеств, получающих тем самым Божественное достоинство…

Можно долго рассуждать о том, откуда исторически возникла в христианстве идея черствого, бездушного бесстрастия (этого нет в учении о страстях преподобного Максима Исповедника; напротив, есть святоотеческое учение о дозволительных страстях), но, пожалуй, нет в этом ни нужды, ни пользы; вспомним святоотеческое изречение о том, что отношение христианина к миру не должно быть ни чувственным, ни бесчувственным, но сочувственным - и обратимся к тому, что непосредственно связано с нашей темой.

Ибо желание продемонстрировать свое бесстрастие - результат той же спешки, того же стремления мгновенно достигнуть совершенства - точнее, провозгласить себя совершенным, - что и притязание на статус сыновства. И точно так же в этом случае торопящийся не задумывается о том, какое отношение его бесстрастие - а на деле горделивая черствость - имеет к подлинному христианству, самая суть которого в любви, и причем в любви не только к Богу, но и к ближнему.

А любить ближнего нужно - заповедано! И любовь к ближнему трудна для каждого из нас, людей; ей нужно учиться, учиться долго и прилежно, обуздывая свои антипатии, раздражительность, жажду осуждения.

Кто может сосчитать, сколько людей стали жертвами ложного стремления к якобы чисто-духовному восприятию жизни! Сколько родителей были обижены и заброшены - как будто нет в Евангелии слов, обличающих “предпочтение” высоких слов и жестов незаметному, повседневному подвигу любви (см. Мк 7:9–13) - уходу за немолодыми, может быть, сварливыми и бестолковыми, но родными, чтить которых заповедал Декалог, а любить - Сам Спаситель.

Как не пожалеть детей, которые вместо материнской теплой люб­ви получают только кислые и прохладные поучения, ничего не говорящие ни уму их, ни сердцу, кроме одного: мама не любит …

А разве мало случаев, когда человек в беде ищет душевной поддержки у своего верующего друга - а получает пустое для него “молиться надо”, произносимое без всякого участия, либо указание на собственную вину как причину несчастья - и уходит, чувствуя себя совершенно оплеванным, уничтоженным и опустошенным?

Как-то мы все ожесточились в ужасном ХХ веке, это правда. Но на то христианам и дан неиссякаемый источник воды живой (Ин 4:10), веры, любви и милосердия, чтобы вопреки духу века иметь в себе и нести людям Благую Весть о Милующем Боге; нести не в словах, а во всем своем существе.

Скажем и о том, что Православие - вера трезвых людей - учит о различении духов, о том, что в мире духовном имеются сущности, враждебные Богу, и “прорыв” в духовность человека, не подготовленного внутренней дисциплиной, рискует привести его под власть именно этих сущностей; в конце концов, мать всех грехов, гордыня - явление чисто духовное. И именно гордыня, а не любовь к Богу влечет неопытных к непосильным, недоступным и неясным для их разумения духовным подвигам и свершениям.

Подлинное же возрастание к духовности - процесс таинственный и таинственный, и его мера устанавливается не нами, а Тем, Кто хочет, чтобы все спаслись.

Так не лучше ли просто молиться о духе любви, как преподобный Ефрем Сирин, и помышлять о чистоте сердца, читая 50-й псалом, и радоваться с радующимися, коль скоро радость их чиста, и плакать с плачущими - и вновь и вновь дерзать соединяться со Христом благодатью Святого Духа в таинстве Евхаристии?

Уже вошла в привычку резко отрицательная реакция на слово гуманизм , что, в общем, неудивительно хотя бы после “гума­нитарных” бомбардировок, при постоянной апелляции к гуманитарной значимости детоубийства и убийства больных, к тому, что из гуманитарных соображений следует разрешить (и чуть ли не распространять) “легкие” наркотики и оправдывать самых жестоких преступников, если у них в детстве были нелады с семьей и учителями. Это все - на уровне так называемого общественного сознания. Но ведь и по истории мы “проходили”, что гуманисты всегда были против Церкви и что гуманизм - это хорошо, а Церковь - плохо, так что по логике “перевер­нутых оценок” получается, что если мы считаем, что Церковь - это хорошо, то должны признать, что гуманизм - это плохо.

Правда, наиболее известные “господа гуманисты” в свое время были врагами скорее римо-католицизма и при этом “доб­ры­ми протестантами” (а Томас Мор был гуманистом и твердым - вплоть до казни! - противником протестантизма, канонизированным Римом, а Лютер, безусловно протестант, гуманистом отнюдь не был). Классический гуманизм в большой мере состоял в изучении еврейского и греческого языков, на которых была написана Библия (то есть имел характер скорее гуманитарный, нежели гуманистический), и уже в меньшей - в констатации того, что современное ему общество недостаточно милосердно, когда речь идет о скромных нуждах маленьких людей. Тем не менее сегодняшний “гуманитарный” гуманизм с христианской точки зрения представляет собой явление скорее непривлекательное. А между тем по прямому значению гуманизм - это человечность . Так что же теперь - людей любить нельзя?

Любить людей (и не только их) можно и необходимо; стремление любить и быть любимым заложена Творцом в самую сокровенную глубину человеческой личности и, казалось бы, что может быть проще и естественнее? А получается так, что то, что подчас называется любовью, приносит не радость, а горе и ужас. И благотворители наживают огромные деньги. И происходят в семье убийства. И гуманитарные бомбардировки…

Так может быть, дело не в том, что христиане против любви к людям, а в том, что нынешние “гуманитарные” принципы имеют мало отношения к любви Божией ? Попробуем рассмотреть, в каком качестве призывают любить людей нынешние гуманисты.

Человек в некоторой современной неопределенной и смутной, но расхожей модели предстает как высокоорганизованное белковое тело, биологическое существование и функционирование которого требуют определенных условий, каковые ему и следует предоставить. Человек - это избиратель, и нужно предпринимать ряд усилий, чтобы он проголосовал так, как этого хочет та или иная группировка. Человек - это потребитель, которого следует уговорить потреблять как можно больше определенных благ, являющихся товаром (это могут быть и нематериальные блага). Человек живет в обществе, и нужно законодательно регулировать его отношения с другими людьми. Человеку для того, чтобы быть довольным, нужно еще неуловимое “нечто”, так что пусть осуществляет самые разнообразные свои желания и причуды, лишь бы был доволен.

Все это и называется комплексом гуманитарных проблем.

Любовью здесь не пахнет (правда, человека, представляемого таким образом, любить как-то и неохота) - и откуда взяться любви, источник которой в Боге, если Сам Бог в этой системе как-то не предусмотрен? Да, у некоторых людей в совокупности их желаний и привычек находится и “отправление религиозного культа” - так пусть отправляют, если это никого не раздражает. А если раздражает - извините… Получается именно та любовь к человечеству, а не к человеку, о которой Честертон заметил, что такой любовью даже кошку можно только оскорбить.

Похоже, что в антропоцентрической модели мира, которая по определению вся развернута вокруг человека, любовь к человеку как-то не получается.

Христианская же модель мира теоцентрична ; это значит, что главное в ней - Бог, находящийся вне мира, но непрестанно в нем действующий, создавший мир и человека в нем - по Своему образу и подобию, наделивший его бессмертной душой и давший обетования вечной жизни. И только если человек представляется образом Божиим, получившим в наследие Вечность, он достоин и любви, и сострадания, ибо изгнан из земного рая и влачит тяжкое бремя воздаяния за первородный грех в падшем мире. И только тот, кто обращается к Богу с любовью, получает от Него возможность любить, - любить той любовью, о которой Апостол говорит в блистательной 13-й главе Первого послания к Коринфянам. В этой любви нет ни эгоизма, ни лицемерия, ни расчета.

Образец этой любви - любовь к нам Того, Кого мы в богослужении называем Человеколюбцем.

Гортанобесие - порок вкуса, при котором человек требует от вкушаемой пищи каких-то тонких, едва уловимых нюансов удовольствия, отсутствие которых огорчает его (зачастую - вплоть до вспышек ярости) и заставляет неустанно гоняться за этими ощущениями, пренебрегая всем остальным (сытностью пищи, ее полезностью и т. д.).

1Когда говорят о мгновенном обращении гонителя христиан Савла в апостола Павла, упускают из виду, что Савл имел пламенную веру и ревностно ее отстаивал (качества, которых решительно недостает множеству современных христиан), но заблуждался, считая христиан врагами веры, и был излишне рьяным гонителем; в дальнейшем он горько раскаивался именно в этом своем рвении. Получив же откровение от Господа, он мгновенно его принял именно потому, что вера его и стремление к истине были велики, и именно вера позволила ему распознать истинность откровения и целиком довериться Христу.

2Преподобный Иоанн Лествичник . Лествица духовная. Примечательно, что старообрядческие четки имеют вид ленты из толстой кожи с поперечными складочками и называются лестовкой .

3Представляется особо значимым то, что эти слова старших Апостолов были сказаны у начал новозаветной Церкви. Видимо, вся важность смирения для духовного возрастания осознавалась ими в полной мере, и представлялось нелишним говорить об этом повторно. Эта мысль в несколько ином обличии встречается в Ветхом Завете, см. Иов 22:29; Пс 137:6; Притч 3:34; Ис 57:15.

При вдумчивом отношении к словам можно понять, что разочарование приходит вслед за очарованием , которое есть подпадение чарам , что для христианина, мягко говоря, не вполне уместно.

Хорошо, когда ступени пути указываются свыше, а не конструируются самостоятельно, тем более что в действительности Господь всегда их нам открывает, и с нашей стороны требуется лишь внимание и понимание. Поэтому можно сказать, что и каждую следующую ступень, и время, когда пора на нее восходить, выбираем не мы, и именно в силу этого, увидев какой-то свой грех, нельзя оставлять “на потом” покаяние и отказ от этого греха: если увидел - значит, Господь указал, значит, пора отказываться от греховной привычки, даже если она представлялась вполне невинной или составляющей неотъемлемую часть личности. Увидеть же себя помогают молитва, участие в церковных таинствах, чтение Писания и духовной литературы, а главное - смирение, проявляющееся в полной внутренней готовности принять, признать истиной не свое видение себя, но Божью волю о себе.

Журинская М . Перед Нагорной проповедью // Альфа и Омега. 2001. № 4(30).

Подробно говорит о ступенях страха (от рабского до сыновьего и в связи с этим - о рабстве и сыновстве) в соответствии с поучениями аввы Дорофея отец Алексий Уминский (см. его статью в данном номере).

Существует среди благочестивых людей мнение о том, что тот, кто претерпевает незаслуженно во время Крестопоклонной седмицы, следует за Христом, тот же, кто причиняет другим в это время страдания и скорбь, уподобляется Его гонителям. Здесь нужно особо выделить именно незаслуженность , потому что, например, если нерадивый работник что-то упустил или неправильно сделал и получил за это выговор, то потерпевшей стороной следует считать вовсе не его.

Что касается монашества, то известно, что труду в монастыре придается первостепенное значение, - настолько, что первоначально пришедшие в монастырь в основном им и занимаются и называются трудниками , а статус послушника , также сопряженный с большим объемом “простой” работы, получают, если (разумеется, наряду с другими свойствами) хорошо зарекомендовали себя в труде. Во многих монастырях трудовое послушание несут и иеромонахи. В женских монастырях, расположенных в сельской местности, сестры прилежно занимаются нелегким крестьянским делом. Во все времена православное монашество осуществляло уход за больными и престарелыми, что сопряжено со множеством тяжелой работы.

К сожалению, это воззрение гораздо шире распространено среди неверующих и гораздо истовее ими исполняется, нежели любая заповедь Христова. Когда, отвечая на вопрос совершенно неверующего человека о том, насколько строго следует соблюдать “неделание” в тот или иной праздник, пытаешься сказать, что прежде всего в этот праздник следует посетить храм, интерес как-то сразу увядает. Однажды женщина пытливого ума, когда ей сказали, что в праздник при необходимости можно что-то делать после литургии, спросила быстро: “А когда кончается литургия?”.

Протоиерей Глеб Каледа . Задачи православного воспитания // Отцы, матери, дети. Православное воспитание и современный мир. М., 2001. Известен случай, когда семья священника с малыми детьми вынуждена была за два года сменить 14 православных нянь только из-за их необязательности, переходившей все мыслимые границы. В другом случае православная семья, весьма основательно опасавшаяся провокаций в виде спланированных “несчастных случаев”, пригласила в няньки баптистку как человека, на которого можно всецело положиться.

Об этом см. Архимандрит Ианнуарий (Ивлиев). Основные антропологические понятия в Посланиях святого апостола Павла // Альфа и Омега. 2002. № 1(31). С. 17.

Слова о том, что душу-де следует убить, обычно произносятся в оправдание собственной черствости. Как-то, не удержавшись, автор в ответ на подобную реплику заметил, что для того, чтобы убить в себе душу, нужно как минимум ее иметь. В менее полемической форме можно было бы сказать, что душевное семя должно быть “многообещающим”, содержать в себе начатки богатств духа.

Очень полезно перечитать первые 40 стихов Ин 11 и подумать о том, почему же Христос, Который твердо знал, что воскресит Лазаря (11:4,23), тем не менее и плакал, и скорбел и возмущался духом (11:33)? - От сердечной полноты, от богатства душевной жизни, от переполнявшей Его любви и жалости.

Примечательно, что как раз те, кто считает долгом отрешиться от страстей душевных, на деле отказываются от любви и сострадания - и всецело предаются самопревозношению и страстному осуждению ближних и дальних.

Наш разговорный язык статистически беден выражениями собственного раскаяния и сожаления о ближнем: с англоязычных уст sorry слетает с удивительной легкостью, а часто ли нам приходится слышать некогда употреблявшееся сплошь и рядом виноват или сожалею , мне очень жаль ? Конечно, можно сказать, что они это делают автоматически, а у нас зато душа богатая. Но в том-то и дело, что частотность выражений сожаления и сострадания есть признак некоторого уровня общественных воззрений, и хотя при их распространенности неизбежна формализация, но иногда и формальное сочувствие помогает, а отсутствие такового не греет и не светит даже при (подразумеваемой?) высоте духа.

В молитве преподобного Ефрема Сирина испрашивается еще и терпение, которого так не хватает спешащим отказаться от душевного.

К сожалению, “гуманитарные” принципы как составляющая общественного поведения достались нам после обработки соответствующих текстов чиновниками; отсюда и безобразный термин: в общем-то по-русски нужно было бы говорить о гуманном , а слово гуманитарный в языке образованного общества (к которому чиновники, получается, не принадлежат) издавна обозначало принадлежность к сфере наук о человеке: гуманитарное знание и т. д.

Эта логика имеет свою традицию: по древнему преданию, некий языческий европейский король, сначала гнавший христиан, а потом крестившийся, спросил священника, как ему теперь следует жить, и получил ответ: сожги то, чему поклонялся, и поклонись тому, что сжигал. Возможно, что это предписание было уместным для короля-варвара, но в современном нам мире, сильно усовершенствовавшемся во лжи, как представляется, требуется дополнительная процедура: сначала человеку следует выяснить, чему же все-таки он на деле “по­клонялся” и что он реально “сжигал”. При отсутствии промежуточной рефлексии такого рода могут возникнуть печальные недоразумения; так, иногда неофиты начинают придерживаться мнения, что сжигать людей - это хорошо, поскольку этим занималась инквизиция, а она - организация церковная.

Разумеется, данный набросок шаржирован и реальной картине взаимоотношения людей в современном мире не соответствует. Но соответствует идее. А то, что идея не воплощается последовательно в жизнь - так это потому, что миром правит не современная социальная гуманитарная идея, а Господь Вседержитель, и любовь Его не иссякает.

Сейчас много говорят о необходимости возвращения к православным идеалам, к православному устройству жизни России, и это правильно. Но почему-то при этом не вспоминают, что одной из прекраснейших черт этой жизни была милость к падшим , обращение к которой Пушкин считал одной из главных своих заслуг перед народом. А ведь посещение тюрьмы и раздача праздничной еды и небольших денежных сумм несчастным (так тогда называли нынешних зеков ) считались наиболее достойным времяпрепровождением в дни церковных праздников. Помощь заключенным осуществляется сейчас в отдельных приходах; в тех же или других приходах регулярно кормят бездомных. Но на всю громадную Москву нет ни одной ночлежки, и горожане, с отвращением шарахающиеся от грязных бомжей, даже не задумываются о том, что этим людям просто негде помыться! Программа помощи беспризорным проявила беспримерную заботу о детях: их теперь можно содержать вместе с преступниками. Не по-людски как-то все это…

БОГ И ЧЕЛОВЕК

Факт изначальности и всеобщности религии в истории человечества свидетельствует не просто о теоретической удовлетворительности идеи Бога как безусловного Источника всякой жизни и всякого блага, но и о глубоком соответствии религии природе человека, о всесторонней ее оправданности в историческом, социальном и индивидуальном опыте.

Сущность религии обычно, и справедливо, усматривается в особом единении человека с Богом, духа человеческого с Духом Божиим. При этом каждая религия указывает свой путь и свои средства к достижению этой цели. Однако всегда остается незыблемым постулат общерелигиозного сознания о необходимости духовного единства человека с Богом для достижения вечной жизни. Эта идея красной нитью проходит через все религии мира, воплощаясь в различных мифах, сказаниях, догматах и подчеркивая в разных планах и с различных сторон безусловную значимость и первичность духовного начала в жизни человека, в обретении им ее смысла.

Бог, лишь отчасти открыв Себя в Ветхом Завете, явился в предельно доступной человеку полноте в Боге Слове воплощенном, и возможность единения с Ним стала особенно явственной и ощутимой благодаря созданной Им Церкви. Церковь есть единство в Духе Святом всех разумных творений, следующих воле Божией и таким образом входящих в Богочеловеческий Организм Христов - Тело Его (Еф. 1; 23). Поэтому Церковь есть общество святых. Однако членство в ней обусловлено не простым фактом принятия верующим Крещения, Евхаристии и других таинств, но и особой его причастностью Духу Святому. Так что бесспорный по всем внешним показателям член Церкви может и не быть в ней, если он не удовлетворяет второму условию. Эта мысль может показаться странной: разве в таинствах христианин не приобщился Духу Святому? А если да, то о каком еще приобщении может идти речь? Этот вопрос имеет принципиальное значение для понимания святости в Православии.

СТУПЕНИ ЖИЗНИ

Если ветхая (Еф.4, 22) природа наследовалась потомками Адама в естественном порядке, то рождение от Второго Адама (1 Кор. 15, 47) и приобщение Духу Святому происходит через сознательно-волевой процесс личной активности, имеющий две принципиально различные ступени.

Первая, когда уверовавший духовно рождается в таинстве Крещения, получая семя (Мф. 13, 3-23) Нового Адама и тем самым становясь членом Его Тела - Церкви. Преп. Симеон Новый Богослов говорит: "...уверовавший в Сына Божия... кается... в прежних грехах своих и очищается от них в таинстве Крещения. Тогда Бог Слово входит в крещенного, как в утробу Приснодевы, и пребывает в нем как семя" Но Крещением человек не превращается "автоматически" из "ветхого человека" (Еф.4,22) в "нового" (Еф.4,24). Очищаясь от всех грехов своих и уподобляясь тем первозданному Адаму, верующий в Крещении, тем не менее, сохраняет, по выражению преп. Максима Исповедника, страстность, тленность и смертность , унаследованные им от согрешивших прародителей, в нем остается удобопреклонность к греху.

Поэтому та святость, к которой человек призван, таинством Крещения еще не достигается. Этим таинством полагается лишь ее начало, а не свершение, человеку дается лишь семя, но не само древо, приносящее плоды Духа Святого.

Второй ступенью является та правильная (праведная) духовная жизнь, благодаря которой верующий возрастает в мужа совершенного, в меру полного возраста Христова (Еф. 4,13) и становится способным к принятию особого освящения Духом Святым. Ибо семя Крещения у христиан лукавых и ленивых (Мф. 25, 26) так и остается не проросшим и потому бесплодным (Ин. 12, 24), но попадая на добрую землю, дает всходы и приносит соответствующий плод. Этот плод (а не семя) и означает искомое приобщение Духу Святому - святость. Притча о закваске, которую женщина, взяв, положила в три меры муки, доколе не вскисло все (Мф. 13,33), наглядно выражает характер этого таинственного изменения человека и его приобщения Духу Святому в Церкви и действительное значение в этом процессе таинств. Как закваска, положенная в тесто, оказывает свое действие постепенно и при вполне определенных условиях, так и "закваска" Крещения "переквашивает" плотского человека в духовного (1Кор.3,1-3), в "новое тесто" (1Кор.5,7) не моментально, не магически, но во времени, при соответствующем духовно-нравственном его изменении, указанном в Евангелии. Таким образом, от христианина, получившего талант оправдания даром (Рим. 3,24), зависит погубить его в земле своего сердца (Мф. 25, 18) или умножить.

Последнее и означает особое приобщение Духу Святому крещеного. И это один из важнейших принципов православного понимания духовной жизни, христианского совершенства, святости. Просто и кратко он был выражен преп. Симеоном Новым Богословом: "Все старания и весь подвиг его (христианина - А. О.) должен быть обращен на то, чтобы стяжать Духа Святого, ибо в этом и состоит духовный закон и благобытие" . О том же говорил в одной из бесед и преп. Серафим Саровский: "Цель жизни христианской состоит в стяжании Духа Божия, и это цель жизни всякого христианина, живущего духовно" .

Итак, оказывается, верующему, получившему в таинствах полноту даров Духа Святого, требуется еще особое Его "стяжание", которое и есть святость.

ПИСАНИЕ И ЦЕРКОВЬ

Существует, на первый взгляд, как бы некое разногласие между понятием святости в Священном Писании, особенно Нового Завета, и традицией Церкви. Апостол Павел, например, называет святыми всех христиан, хотя по своему нравственному уровню среди них были и люди далекие от святости (ср.: 1 Кор. 6, 1-2). Напротив, с самого начала существования Церкви и во все последующие времена святыми ею преимущественно именуются христиане, отличающиеся особой духовной чистотой и ревностью христианской жизни, подвигом молитвы и любви, мученичеством за Христа и т.д.

Однако оба эти подхода означают не различие в понимании святости, но лишь оценку одного и того же явления на разных уровнях. Новозаветное употребление термина исходит из того, какими призваны быть верующие, давшие обещание Богу доброй совести (1 Пет.3,21) и получившие дар благодати Крещения, хотя в настоящий момент и являющиеся еще плотскими, то есть грешными и несовершенными. Церковная же традиция логически завершает новозаветное понимание, увенчивая ореолом славы тех христиан, которые своей праведной жизнью осуществили это призвание. То есть обе эти традиции говорят об одном и том же - об особой причастности христианина Духу Божию, и обуславливают саму возможность такой причастности степенью ревности верующего в духовной жизни. "Не всякий, говорящий Мне: Господи! Господи! войдет в Царство Небесное, но исполняющий волю Отца Моего Небесного............ отойдите от Меня, делающие беззаконие " (Мф. 7, 21-27). "Царство Небесное силою берется, и употребляющие усилие восхищают его " (Мф. 11, 12).

По призванности к иной, новой жизни во Христе Апостол именует всех христиан святыми, и этим наименованием подчеркивает открывшуюся для всех верующих возможность стать новым творением (Гал. 6, 15). Ставших иными по отношению к миру, стяжавших Духа Святого и явивших Его силу в нашем мире Церковь с самого начала своего существования называет святыми.

СВЯТОСТЬ

Широкий анализ понятия святости дает в своем "Столпе..." священник Павел Флоренский. Приведем здесь некоторые его мысли.

"Когда мы говорим о святой Купели, о святом Мире, о Святых Дарах, о святом Покаянии, о святом Браке, о святом Елее... и так далее, и так далее и, наконец, о Священстве, каковое слово уже включает в себя корень "свят", то мы прежде всего разумеем именно неотмирность всех этих Таинств. Они - в мире, но не от мира... И такова именно первая, отрицательная грань понятия о святости. И потому, когда вслед за Таинствами мы именуем святым многое другое, то имеем в виду именно особливостъ, отрезанность от мира, от повседневного, от житейского, от обычного - того, что называем святым... Посему, когда Бог в Ветхом Завете называется Святым, то это значит, что речь идет о Его надмирности, о Его трансцендентности миру...

И в Новом Завете, когда множество раз апостол Павел называет в своих посланиях современных ему христиан святыми, то это означает в его устах, прежде всего, выделенность христиан из всего человечества...

Несомненно, в понятии святости мыслится, вслед за отрицательною стороною ее, сторона положительная, открывающая в святом реальность иного мира...

Понятие святости имеет полюс нижний и полюс верхний и в нашем сознании непрестанно движется между этими полюсами, восходя вверх и нисходя обратно... И лествща эта, проходимая снизу вверх, мыслится как путь отрицания мира... Но она может рассматриваться и как проходимая в направлении обратном. И тогда она будет мыслиться как путь утверждения мировой реальности через освящение этой последней " .

Таким образом, по мысли отца Павла, святость это, во-первых, чуждость по отношению к миру греха, отрицание его. Во-вторых - она конкретное положительное содержание, ибо природа святости Божественна, она онтологически утверждена в Боге. В то же время, святость, подчеркивает он, - не моральное совершенство, хотя она и соединена с ним неразрывно, но - "соприсносущпость неотмирным энергиям". Наконец, святость есть не только отрицание, отсутствие всякого зла и не только явление иного мира, Божественного, но и незыблемое утверждение "мировой реальности через освящение этой последней".

Эта, третья, сторона святости говорит о том, что она является силой, преображающей не только человека, но и мир в целом так, что будет Бог все во всем (1 Кор. 15, 28). В конечном счете, все творение должно стать иным (И увидел я новое небо и новую землю - От. 21, 1) и являть собой Бога. Но в этом процессе со стороны творения активную роль может играть только человек, потому на него возлагается вся полнота ответственности за тварь (Рим. 8, 19-21). И здесь с особой силой открывается значение святых, ставших в условиях земного бытия начатком (Рим. 11;16) будущего всеобщего и полного освящения.

Святые - это, прежде всего, иные люди, отличные от живущих по стихиям мира сего, а не по Христу (Кол.2,8). Иные потому, что они борются и с помощью Божией побеждают "похоть плоти, похоть очей и гордость житейскую" (1Ин.2,16), - все то, что порабощает людей мира сего. В этой выделенности святых из мира троякой похоти, из атмосферы греха, можно видеть одну из принципиальных характеристик святости и единство первоначального апостольского и церковно-традиционного ее понимания.

ЗАКОНЫ ЖИЗНИ

Своей жизнью святые показали, к какой высоте богоподобия призван и способен человек, и что есть это богоподобие. Оно - та духовная красота ("добра зело" (Быт. 1;31), которая является отражением невыразимого Бога . Эта красота, данная и заданная человеку в творении, раскрывается однако лишь при правильной жизни, именуемой аскетикой. О ней, например, о. Павел Флоренский так писал: "Аскетику... святые отцы называли... "искусством из искусств", "художеством из художеств"... Созерцательное ведение, даваемое аскетикою, есть filokal...a - "любовь к красоте", "любо-красие". Сборники аскетических творений, издавна называющиеся "Филокалиями ", вовсе не суть Добротолюбие в нашем, современном, смысле слова. "Доброта" тут берется в древнем, общем значении, означающем, скорее, красоту, нежели моральное совершенство, и filokal.. .а значит "красотолюбие ". Да и в самом деле, аскетика создает не "доброго" человека, а "прекрасного", и отличительная особенность святых подвижников - вовсе не их "доброта", которая бывает и у плотских людей, даже у весьма грешных, а красота духовная, ослепительная красота лучезарной, светоносной личности, дебелому и плотскому человеку никак недоступная".

Аскетика, являясь наукой о правильной человеческой жизни, имеет, как и любая другая наука, свои исходные принципы, свои критерии и свою цель. Эта последняя может быть выражена различными словами: святость, обожение, спасение, богоподобие, Царство Божие, духовная красота и др. Но важно другое - достижение этой цели предполагает вполне определенный путь духовного развития христианина, определенную последовательность, постепенность, предполагает наличие особых законов, скрытых от взоров прочих (Лк. 8, 10). На эту последовательность и постепенность указывают уже евангельские "Блаженства" (Мф.5, 3-12), Святые отцы, основываясь на долговременном опыте подвижничества, предлагают в своих творениях своего рода лествицу духовной жизни, предупреждая при этом о пагубных последствиях уклонения от нее . Исследование ее законов является главнейшей религиозной задачей, и, в конечном счете, все прочие знания богословского характера сводятся к пониманию духовной жизни, без чего они полностью утрачивают свое значение. Эта тема очень обширна, поэтому здесь остановимся лишь на двух главнейших ее вопросах.

Смирение является первым из них. По единогласному учению Отцов, на смирении зиждется все здание христианского совершенства, без нее невозможны ни правильная духовная жизнь, ни приобретение каких-либо даров Духа Святого. Что же такое христианское смирение? По Евангелию, это, прежде всего, нищета духа (Мф. 5, 3) - состояние души, проистекающее из видения своей греховности и неспособности освободиться от давления страстей своими силами, без помощи Божией. "По непреложному закону подвижничества, - пишет свт. Игнатий (Брянчанинов), - обильное сознание и ощущение своей греховности, даруемое Божественной благодатью, предшествует всем прочим благодатным дарам" . Св. Петр Дамаскин называет это видение "началом просвещения души". Он пишет, что при правильном подвиге "ум начинает видеть свои согрешения - как песок морской, и это есть начало просвещения души и знак ее здоровья. И просто: душа делается сокрушенною и сердце смиренным и считает себя по истине ниже всех и начинает познавать благодеяния Божий... и собственные недостатки" . Это состояние всегда сопряжено с особенно глубоким и искренним покаянием, значение которого невозможно переоценить в духовной жизни. Свт. Игнатий восклицает: "Зрение греха своего и рожденное им покаяние суть делания, не имеющие окончания на земле" . Высказывания святых отцов и учителей Церкви о первостепенной важности видения своей греховности, о нескончаемости покаяния на земле и рожденного ими нового свойства - смирения, бесчисленны.

Что основное в них?

Смирение является единственной добродетелью, которая дает возможность человеку пребывать в так называемом непадательном состоянии. В этом особенно убеждает история первозданного человека, обладавшего всеми дарами Божиими (Быт. 1, 31), но не имевшего опытного познания своей не самобытности, своей ничтойности без Бога, то есть не имевшего опытного смирения и потому столь легко возомнившего о себе. Опытное же смирение проистекает у человека при условии понуждения себя к исполнению заповедей Евангелия и покаянию. Как говорит преп. Симеон Новый Богослов: "Тщательное исполнение заповедей Христовых научает человека его немощи". Познание своего бессилия стать духовно и нравственно здравым, святым без помощи Божией создает твердую психологическую базу для непоколебимого принятия Бога как источника жизни и всякого блага. Опытное смирение исключает возможность нового горделивого мечтания стать "как Бог" (Быт. 3, 5) и нового падения.

По существу, подлинное возрождение христианина и начинается лишь тогда, когда он в борьбе с грехом увидит всю глубину поврежденности своей природы, принципиальную неспособность без Бога исцелиться от страстей и достичь искомой святости. Такое самопознание открывает человеку Того, Кто хочет и может спасти его из состояния погибели, открывает ему Христа. Именно этим объясняется столь исключительное значение, придаваемое смирению всеми святыми.

Преп. Макарий Египетский говорит: "Великая высота есть смирение. И почесть и достоинство есть смиренномудрие" . Свт. Иоанн Златоуст называет смирение главной из добродетелей , а преп. Варсануфий Великий учит, что "смирение имеет первенство среди добродетелей" . Преп. Симеон Новый Богослов утверждает: "Хотя много есть видов воздействий Его, много знамений силы Его, первейшее всего другого и необходимейшее есть смирение, так как оно есть начало и основание" . Смирение, приобретаемое правильной христианской жизнью, является, фактически, новым свойством, неизвестным первозданному Адаму, и оно - единственное твердое основание непадательного состояния человека, его истинной святости .

ЛЮБОВЬ И ЗАБЛУЖДЕНИЕ

Но если лествица духовной жизни строится на смирении, то увенчивается она той из них, которая больше всех (1Кор. 13,13) и которой именуется Сам Бог (1Ин. 4, 6), - Любовью. Все прочие свойства нового человека являются лишь ее свойствами, ее проявлениями. К ней призывает Бог человека, верующему она обетована во Христе. Ею святые более всего прославились, ею побеждали мир, ею в преимущественной степени явили они величие, красоту и благо Божественных обетовании человеку. Но как она приобретается и по каким признакам можно отличить ее от не должных подобий - вопрос не совсем простой.

Есть два внешне подобных, но принципиально различных по существу состояния любви, о которых говорят аскетические традиции Запада и Востока. Первое - это душевная любовь (Иуд. 19, 1; 1 Кор. 2, 14). Она возникает, когда целью подвига ставится развитие в себе чувства любви. Достигается она. главным образом, путем постоянной концентрации внимания на страданиях Христа и Богоматери, представлением себе различных эпизодов из Их жизни, мысленным участием в них, мечтанием и воображением Их любви к себе и своей любви к Ним и т.п. Эта практика отчетливо просматривается в жизнеописаниях, фактически, всех наиболее известных и авторитетных католических святых: Анжелы, Франциска Ассизского, Катарины Сиенской, Терезы Авильской и др.

На этой почве у них часто возникают нервные экзальтации, доходящие иногда до истерии, длительные галлюцинации, любовные переживания нередко с откровенно сексуальными ощущениями, кровоточащие раны (стигмы). Эти их состояния Католическая церковь оценивает как явления благодатные, как свидетельства достижения ими истинной любви.

В православной аскетике, однако, они оценивается "как одна обманчивая, принужденная игра чувств, безотчетливое создание мечтательности и самомнения" , как прелесть, то есть глубочайший самообман. Основная причина такой отрицательной оценки католической мистики заключается в том, что главное внимание в ней обращено на возбуждение душевных чувств, нервов и психики, на развитие воображения, на аскезу тела, а не на духовный подвиг, который, как известно, состоит, прежде всего, в борьбе с своим ветхим человеком, с его чувствами, желаниями, мечтами, в понуждении к исполнению заповедей Евангелия и покаянию. Без этого, по учению Отцов, невозможно приобрести никаких духовных дарований, никакой истинной любви. Не вливают... вина молодого в мехи ветхие... но вино молодое вливают в новые мехи, и сберегается то и другое (Мф. 9, 17). Вино молодое - Духа Святого, дающего верующему вкусить, как благ Господь (Пс. 33, 9) - вливают в того, кто исполнением заповедей и покаянием приобретает смирение и очищается от страстей.

Св. Исаак Сирии, обращаясь к одному из своих младших сподвижников, пишет: "Нет способа возбудиться в душе Божественной любви... если она не препобедила страстей. Ты же сказал, что душа твоя не препобедила страстей и возлюбила любовь к Богу; и в этом нет порядка. Кто говорит, что не препобедил страстей и возлюбил любовь к Богу, о том не знаю, что он говорит. Но скажешь: не говорил я "люблю", но "возлюбил любовь". И это не имеет места, если душа не достигла чистоты. Если же хочешь сказать это только для слова, то не ты один говоришь, но и всякий говорит, что желает любить Бога... И слово это всякий произносит, как свое собственное, однако же, при произнесении таких слов движется только язык, душа же не ощущает, что говорит" .

Свт. Игнатий, изучавший в подлинниках католическую аскетическую литературу, писал: "Большая часть подвижников Западной церкви, провозглашаемых ею за величайших святых -по отпадении ее от Восточной Церкви и по отступлении Святого Духа от нее - молились и достигали видений, разумеется, ложных, упомянутым мною способом... В таком состоянии находился Игнатий Лойола, учредитель иезуитского ордена. У него воображение было так разгорячено и изощрено, что как сам он утверждал, ему стоило только захотеть и употребить некое напряжение, как являлись перед его взорами, по его желанию, ад или рай... Известно, что истинным святым Божиим видения даруются единственно по благоволению Божию и действием Божиим, а не по воле человека и не по его собственному усилию, -даруются неожиданно, весьма редко" . "Преждевременное стремление к развитию в себе чувства любви к Богу уже есть самообольщение... Должно достигнуть совершенства во всех добродетелях, чтобы вступить в совершенство всех совершенств, в слияние их, в любовь" .

Природа истинной христианской любви, как видим, совершенно другая, по сравнению со всеми иными ее видами. Согласно Священному Писанию, она есть дар Духа Святого, а не результат собственного нервно-психического напряжения. Апостол Павел писал: Любовь Божия излилась в сердца наши Духом Святым, данным нам (Рим. 5,5). То есть это любовь - духовная, она - совокупность совершенства (Кол.3,14), и по выражению преп. Исаака Сирина, есть "обитель духовного и водворяется в чистоте души" . Достижение этой любви невозможно без предварительного приобретения других добродетелей и в первую очередь смирения, являющегося основанием всей лестницы добродетелей. Св. Исаак Сирии особенно предупреждает об этом. Он говорит: "Одним из святых написано: кто не почитает себя грешником, того молитва не приемлется Господом. Если же скажешь, что некоторые отцы писали о том, что такое душевная чистота, что такое здравие, что такое бесстрастие, что такое созерцание, то писали не с тем, чтобы нам с ожиданием домогаться этого прежде времени, ибо написано, что не приидет Царствие Божие с соблюдением (Лк. 17, 20) ожидания. И в ком оказалось такое намерение, те приобрели себе гордость и падение. А мы область сердца приведем в устройство делами покаяния и житием, благоугодным Богу. Господне же придет само собою, если место в сердце будет чисто и неосквериенно. Чего же ищем с соблюдением - разумею Божий высокие дарования, - то не одобряется Церковью Божиею; приемшие это приобретали себе гордость и падение. Это не признак того, что человек любит Бога, но душевная болезнь" .

Свт. Тихон Воронежский пишет: "Если высшая из добродетелей, любовь, по слову апостола, долготерпит, не завидует, не превозносится, не раздражается, николиже отпадает, то это потому, что ее поддерживает и ей споспешествует смирение" . Потому у христианина "ветхого", не имеющего должного познания себя и опытного смирения, любовь изменчива, непостоянна, смешана с тщеславием, эгоизмом, сластолюбием и т.д., в ней дышит "душевность" и мечтательность .

Таким образом, любовь святых это не обычное земное чувство, не результат целенаправленных усилий по возбуждению в себе любви к Богу, но есть дар Духа Святого, и как таковой переживается и проявляется совершенно иначе, чем даже самые возвышенные земные чувства. Об этом особенно красноречиво свидетельствуют плоды Духа Божия, ниспосылаемые всем искренним христианам соответственно степени их ревности, духовной чистоты и смирения.

ПЛОДЫ ДУХА

Священное Писание и творения святоотеческие постоянно говорят о тех совершенно особых по своей силе и по своему характеру состояниях радости, блаженства или, выражаясь обыденным человеческим языком, счастья, не сравнимых ни с какими обычными переживаниями, которые постепенно открываются у христианина, ведущего правильную духовную жизнь.

Чаще всего эти состояния передаются словами: любовь и радость, поскольку высших, нежели эти, понятий, нет в языке человеческом. Можно было бы без конца приводить слова Писания и Отцов, литургические тексты, подтверждающие это и свидетельствующие о важнейшем, возможно, для человека факте - о том, что человек по богозданной природе своей, по глубине доступных ему переживаний является существом подобным Тому, Кто есть совершенная Любовь, совершенная Радость и Всеблаженство. Господь говорит апостолам: все это сказал Я вам, да радость Моя в вас пребудет и радость ваша будет совершенна (Ин. 15; 11); Доныне вы ничего не просили во имя Мое; просите, и получите, чтобы радость ваша была совершенна (Ин. 16; 24). И ученики действительно исполнялись радости и Духа Святого (Ден. 13; 52).

Иоанн Богослов обращается к своим духовным детям: Смотрите, какую любовь дал нам Отец, чтобы нам называться и быть детьми Божиими.... Возлюбленные! мы теперь дети Божий; но еще не открылось, что будем. Знаем только, что, когда откроется, будем подобны Ему (1 Им. 3; 1-2).

Апостол Павел любовь, радость, мир (Гал.5;22) называет в качестве первых плодов Духа. Он же восклицает: Кто отлучит нас от любви Божией: скорбь, или теснота, или гонение, или голод, или нагота, или опасность, или меч?... ...Я уверен, что ни смерть, ни жизнь, ни Ангелы, ни Начала, ни Силы, ни настоящее, ни будущее, ни высота, ни глубина, ни другая какая тварь не может отлучить нас от любви Божией во Христе Иисусе, Господе нашем (Рим. 8; 35, 38-39). Он даже говорит, что если христианин не приобретет этого величайшего дара, то - он медь звенящая или кимвал звучащий, он - ничто, он живет без пользы (1Кор. 13; 1-3). Потому молит: преклоняю колени мои пред Отцом Господа нашего Иисуса Христа...да даст вам... уразуметь превосходящую разумение любовь Христову, дабы вам исполниться всею полнотою Божией (Еф. 3; 14,16,19).

Замечательным подтверждением истинности Писания является опыт всех святых, неисчислимого множества христиан, отраженный в их аскетических, литургических, гимнографических и других творениях. При этом важно отметить, что слезы о грехах, сокрушение сердца, покаяние, постоянно звучащие у них и производящие, на первый взгляд, впечатление какого-то уныния, печали, угнетенного состояния, в действительности имеют совершенно иную природу, иной дух. Они для христианина, искренне кающегося и понуждающего себя к жизни по Евангелию, всегда растворяются особым миром души, духовной радостью и потому оказываются дороже всех ценностей земных. В том и состоит одна из уникальных особенностей правильной христианской жизни, что она, чем более открывает человеку падшесть его природы, его греховность и духовную беспомощность, тем сильнее являет ему близость Бога исцеляющего, очищающего, дающего мир душе, радость и многоразличные духовные утешения. Эта близость Божия, по закону духовному, обуславливается степенью приобретаемого христианином смирения, которое делает способной христианскую душу принять Духа Святого, преисполняющего ее и величайшего блага - любви. Опытнейший наставник древнего иночества святой Исаак Сирии дал одну из самых ярких характеристик того состояния, которого достигает истинный подвижник Христов. Будучи спрошен: "Что такое сердце милующее?", он ответил: это "возгорение сердца у человека о всем творении, о человеках, о птицах, о животных, о демонах и о всякой твари... А посему и о бессловесных, и о врагах истины, и о делающих ему вред ежечасно со слезами приносит молитву, чтобы сохранились и были помилованы... Достигших же совершенства признак таков: если десятикратно в день преданы будут на сожжение за любовь к людям, не удовлетворятся сим, как Моисей... и как... Павел... И прочие апостолы за любовь к жизни людей прияли смерть во всяких ее видах...И домогаются святые сего признака - уподобиться Богу совершенством любви к ближнему" .

Иллюстрацией того, что переживает человек, стяжавший Духа Святого, может служить встреча и беседа преп. Серафима Саровского с Н.А. Мотовиловым, во время которой, по молитве Преподобного, его собеседник смог ощутить и пережить начатки благих даров Духа Святого и поведать о них миру. "Когда Дух Божий приходит к человеку и осеняет его полнотою Своего наития, - говорил преп. Серафим, - тогда душа человеческая преисполняется неизреченною радостью, ибо Дух Божий радостотворит все, к чему бы ни прикоснулся Он...

"Господь сказал: "Царство Божие внутрь вас есть", - а под Царствием Божиим разумел Он благодать Духа Святого. Вот оно-то теперь внутрь нас и находится, а благодать Духа Святого отвне осиявает и согревает нас, благоуханием многоразличным преисполняя воздух... услаждает чувства наши пренебесным наслаждением и сердца наши напояет радостью неизглаголатою..." .

Один из недавних наших подвижников благочестия игумен Никон (Воробьев, 1963) писал о духовном человеке, что, являясь обителью Духа Святого (Вы храм Божий, и Дух Божий живет в вас - 1 Кор. 3, 16), он совершенно отличен от душевного, или плотского; он новый человек, а душевный - ветхий. Что в нем нового? - Все: ум, сердце, воля, даже тело, все его состояние.

Ум нового (духовного) человека способен постигать отдаленные события, прошлое и многое будущее, постигать суть вещей, а не только явления, видеть души людей, ангелов и бесов, постигать многое из духовного мира. Мы имеем ум Христов ,- говорит апостол Павел (1 Кор 2, 16).

Сердце нового человека способно переживать такие состояния, о которых кратко сказано: "Не видел того глаз, не слышало ухо, и не приходило то на сердце человеку, что приготовил Бог любящим Его" (IKop. 2, 9). Апостол Павел пишет даже: Нынешние временные страдания ничего не стоят в сравнении с тою славою, которая откроется в нас (Рим. 8, 18). А преп. Серафим в согласии с древними Отцами говорит, что если бы человек знал о состояниях блаженства, которые бывают уже здесь, на земле, а тем более в будущей жизни, то согласился бы прожить тысячи лет в яме, наполненной гадами, грызущими его тело, чтобы только приобрести это благо.

Таким же образом и воля нового человека целиком устремляется к любви и благодарности Богу, к желанию во всем творить волю Его, а не свою.

Тело духовного человека тоже изменяется, становится частично подобным телу Адама до падения, способным к "духовным ощущениям" и действиям (хождение по водам, способность долгое время оставаться без пищи, моментальный переход через большие расстояния и т.п.).

Словом, духовный человек весь обновляется, делается иным (отсюда прекрасное русское слово "инок") и по уму, и по сердцу, и воле, и телу .

Это иное состояние человека названо Отцами "обожением". Данный термин наиболее точно выражает существо святости. Она есть именно теснейшее единение с Богом, стяжание Духа Святого, о котором говорил преп. Серафим. Она - Царство Божие, пришедшее в силе (Мк. 9; 1) в тех верующих, о которых Спаситель сказал: Уверовавших же будут сопровождать сии знамения: именем Моим будут изгонять бесов, будут говорить новыми языками; будут брать змей; и если что смертоносное выпьют, не повредит им; возложат руки на больных, и они будут здоровы (Мк. 16,17-18). Эти знамения являются одним из очевидных указаний на то, что святость есть единство с Духом Господним (1 Кор. 6; 17), Который есть "Бог, творящий чудеса" (Пс. 76; 15).

Преп. Симеон Новый Богослов. О цели христианской жизни // ЖМП. 1980, №3. С. 67.
Преп. Максим Исповедник. Хвор. Книга 2. Вопросоответы к Фалассию. Вопрос 42. "Мартис". 1993. С.111.
Преп. Симеон Новый Богослов. Слова. М. 1892. Слово второе. С. 30.
О цели христианской жизни. Сергиев Посад, 1914. С. 41.
См. свящ. Павел Флоренский. Освящение реальности//Богословские труды. №17. М., 1977. С. 148-152.
Преподобный Макарий Египетский говорит: "У христиан - своп мир, свой образ жизни, и ум, и слово, и деятельность свои. Таковы же и образ жизни, и ум, и слово, и деятельность у людей мира сего. Иное-христиане, иное - миролюбцы. Между теми и другими расстояние велико" (Преп, Макарий Египетский. Духовные беседы, послания и слова. Свято-Троицкая Сергиева Лавра, 1904. Беседа 5. С. 40).
Преп. Симеон Новый Богослов пишет: "Имя (Его) нам неизвестно, кроме имени "Сущий", неизреченный Бог, как сказал Он (Исх. 3, 14)" (Симеон Новый Богослов, преп. Божественные гимны. Сергиев Посад, 1917. С. 272).
Свящ. Павел Флоренский. Столп и утверждение истины. М., 1914. С. 98-99.
Свт. Василий Великий говорит: "Упражнение в добродетели уподобляется лествице, которую видел некогда блаженный Иаков, которой одна часть была близка к земле и касалась ее, а другая простиралась выше самого неба" (Свт. Василий Великий. Творения. Изд. 3. Ч. 1. М., 1891. С. 155). "Лестница" преп. Иоанна четко проводит эту идею взаимообусловленности, как добродетелей, так и страстей в духовной жизни христианина.
Св. Исаак Сирии говорит: "Каждая добродетель есть мать другой добродетели. Поэтому, если оставишь матерь, рождающую добродетели, и пойдешь искать дочерей прежде, нежели отыщешь матерь их, то оные добродетели оказываются для души ехиднами. Если не отринешь их от себя, то скоро умрешь" (Преп, Исаак Сирии, Слова подвижнические. М. 1858. Слово 72. С.528).